Крым 1942

Дружный огонь уже обоих панцеров заставляет замолчать пулеметы второго взвода; 50-миллиметровые немецкие мины ложатся все гуще, глуша нас, словно карасей в воде, а численность вражеской группы, залегшей у самого берега, растет с каждой секундой. Их уже десятка два – еще чуть-чуть, и…

Заревели машингеверы переправившегося десанта, одновременно с этим с трех плотов высадились еще человек пятнадцать германцев. И они не залегли, а сразу бросились вперед; за ними поднялись в атаку остальные «зольдаты». Семьдесят метров – это, в сущности, всего несколько секунд бега, семь-восемь от силы… Одновременно с рывком пехоты прекращается обстрел немецких «самоваров».

– Давай!

Зарычало сразу несколько пулеметов, фланкирующим огнем выкашивая цепочки устремившегося вперед врага. Сухой стук «дегтяревых» явственно разбавляет басовитый голос «максима», и всего за три-четыре секунды мои расчеты заставляют противника залечь.

Разжимаю усики предохранительной чеки и, вырвав ее за кольцо, отпускаю рычаг «лимонки». В следующую секунду что есть силы запускаю ее в воздух; моему примеру следуют подоспевшие бойцы первого и второго отделений, занявшие позицию наполовину выбитого третьего. К фрицам прилетает штук пятнадцать гранат Ф-1, а пару секунд спустя их взрывы грянули едва ли не залпом, не дав противнику даже опомниться! Погибло уже больше половины первой группы врага, но к берегу причалило ещё несколько плотов, усилился огонь пулеметчиков, а пушки «троек» вновь заставили замолчать расчеты второго взвода…

Цепочка минометных разрывов легла немного в стороне от «коробочек». Ну наконец-то!

– Ещё гранаты! Не дайте им головы поднять!

К фрицам летит моя вторая «лимонка»; бросив гранату, снимаю с плеча ремень ППШ и аккуратно пристраиваю автомат на бруствере. Гремят очередные взрывы, заставив германцев отползти, а новое пополнение – залечь. Одновременно с этим вторая серия минометных взрывов ложится уже непосредственно рядом с панцерами. Кажется, одна из мин даже врезалась в крышку корпуса «тройки», не пробив её, но все же здорово тряхнув экипаж! И, к моей вящей радости, вражеские танки начинают пятиться, прекратив расстреливать второй взвод.

– Взвод! В атаку, ура-а-а-а!!!

Совсем недавно я считал штыковые контратаки глупостью. Но сейчас мы или окончательно собьем противника в реку, или они зацепятся на берегу, а там уж «тройки» сменят позиции и продолжат нас безнаказанно расстреливать. Мин-то к батальонным «самоварам» надолго не хватит, у артиллеристов есть такое понятие, как «суточный расход боеприпасов»… И пулемёты залегших германцев всех не подавят. А значит, приходится вылезать из ячейки и, рывком вскочив на ноги, бросаться вперёд, увлекая за собой людей:

– Урр-ра-а-а!!!

Мой крик подхватывают остальные бойцы; одновременно боковым зрением я замечаю движение в окопах второго взвода. Это Архипов поднял людей в атаку… Но в их сторону я не смотрю, держа в поле зрения врага.

Немцы открывают плотный огонь скорострельных машингеверов. Однако по обозначившим себя пулеметчикам начинают стрелять не только расчёты «дегтярёвых», но и до поры молчавшие бронебойщики. А залегшие впереди фрицы встают и начинают пятиться назад, бешено дергая затворы карабинов и пытаясь тормознуть нашу атаку редкими выстрелами. Они могут не признаваться в этом даже себе, но германцы боятся русской рукопашной, боятся сверкающих на солнце штыков, нацеленных в их животы…

Две очереди ППШ, выбрасывающего до семнадцати пуль в секунду, образуют брешь в редкой цепочке немцев, срезав сразу троих. Упав на колено, остаток диска высаживаю по залегшим у берега врагам и тут же ложусь на землю.

Мои бойцы врезаются в отступающих германцев. Яростно работая штыками, они часто и сильно колят, заученно сбивая ответные выпады – кадровые военные, погранцы хорошо обучены штыковой. В считанные секунды они уничтожают солдат первого десанта, но тут же попадают под сильный огонь МГ. Два или три человека падают, остальные залегают под мой бешеный крик:

– На землю! «Лимонками» их!

Я специально не кричу «гранаты», чтобы не переполошить немцев вполне понятной им командой. Впрочем, сейчас нас разделяет уже не более тридцати метров, и враг не хуже меня понимает эффективность их использования:

– Infanterie, Granaten!

Не меньше половины вражеских десантников потянулись к «колотушкам».

– Быстрее!

Я сильно рискую, повторяя свой трюк с подвешиванием в воздухе Ф-1, но сейчас другого выхода нет. Взрывы многочисленных М-24 выбьют как минимум половину моих людей. Потому сорвав чеку с предпоследней «лимонки», я делаю секундную задержку перед броском и только после бросаю гранату. Она взрывается в воздухе в момент броска «колотушек»…

Не знаю, было ли возможным подобное на настоящей войне, случалось ли такое в жизни, но сейчас фугасное действие и разлетевшиеся во все стороны чугунные осколки эфки изменили траекторию полёта «колотушек». Несколько немецких гранат не долетели до нас, пара упала прямо к немцам, ещё одну снесло в реку… А следом к залегшим германцам упало несколько «лимонок», удачно брошенных моими бойцами…

Взрыв!