Крым 1942

Несколько бойцов, бодро рысящих прямо на меня, удивленно и несколько испуганно вытаращились на неожиданно появившегося ротного и застыли на месте. Но, повинуясь моему крику и отчаянным взмахам рук, тут же распластались на земле или спрыгнули в ближние к ним воронки. Однако это всего одиннадцать человек – в общей сложности три группы без выбывшего пулеметного расчета. Остальные, не замечая ничего вокруг, рвутся вперед, ведомые Никольским. Ох и будет заму на орехи, коли выживет, рано я его похвалил… Зараза, и ведь не докричишься до ошалевших вояк, из-за страха и напряжения боя поддавшихся первобытным инстинктам. «Бей или беги» – вот они и бегут, чтобы бить! Возникла мысль дать очередь над головами и тут же пропала: как бы на голос вражеского пулемета, да ещё и бьющего навстречу, в ответ гранаты бы не прилетели!

– Вы трое, со мной! Остальные держитесь по флангам, вперед короткими перебежками: бежим три секунды, считая про себя «сто один, сто два, сто три», и разом падаем. Это понятно?

Бойцы ошалело машут головами, один же бодро отвечает по уставному:

– Так точно!

– Тогда вперед!

Три мои группы, в составе которых я возложил на себя обязанности пулеметчика (вот ведь не было печали, гонять с двенадцатикилограммовой дурой в руках), начинают двигаться вперед короткими перебежками. Между тем штурмовиков, пробежавших под сотню метров, встречает плотный винтовочный огонь фрицев, и люди начинают падать. Некоторые – сообразив, что бегут слишком долго и мои инструкции для наступающих были не просто сотрясанием воздуха, другие – получив раны, третьи… Третьи уже никогда не встанут. Но Никольский, видимо, поймав кураж или боясь, что в следующий раз залегших бойцов поднять будет сложнее, продолжает вести большую часть людей вперед – пока навстречу не ударили сразу два машингевера, буквально захлебываясь длинными очередями.

Твою ж дивизию!

Скорострельность, плотность огня МГ-34 я успел узнать лично – и сейчас огонь даже двух машингеверов губителен для группы бойцов общим числом чуть более сорока человек. Хотя бы в кучу не сбились, и то хорошо! Под пулеметным огнем штурмовики наконец-то залегают, и тогда из-за спины раздается дружная, практически залповая стрельба «светок» и одного-единственного ПТРД. Второй расчет бронебойщиков, похоже, накрыло…

Мои «снайперы» наконец-то проявили себя с лучшей стороны, тщательнее прицелившись (ну, так не по ним сейчас стреляют) и практически сразу заткнув один из вражеских расчетов. По второму открыл огонь я, выбив остаток «улитки» и заставив фрицев сменить позицию. Некоторые штурмовики начали неуверенно подниматься, хотя большинство бойцов по-прежнему лежит на земле, ввязавшись в азартную перестрелку с немцами. В общем-то, не самая худшая тактика, учитывая превосходство СВТ в огневой мощи и емкости магазинов над маузеровскими карабинами. Действительно, можно было бы и полежать, не подставляясь под пули! Вот только германские минометчики вновь перенесли огонь на участок атаки моей роты, вздыбив грунт цепочкой разрывов впереди залегших бойцов…

– Короткими! Короткими перебежками, твою налево!!! Вперед!!!

То ли подчиненные расслышали мои крики, то ли немного пришли в себя, но уцелевшие группы начали вставать и сближаться с врагом рывками в двадцать пять – тридцать метров. Люди несут потери: упал боец, потом еще один, и еще, но все же это меньше, гораздо меньше, чем если бы атаковать в рост! Устремляюсь вперед и я с собственной группой, чуть слышно моля Господа избавить меня от мин и иной смерти:

– Господи, защити… Господи, сохрани… Господи, спаси!

Очередная перебежка, очередное падение, близкий взрыв, от которого начинает свистеть в ушах, а голова становится чугунной. Один из бойцов падает, словив осколок в руку, но рана у него неглубокая.

– Туго перебинтуй и аккуратно отползай назад. В рост не вставать!

Молодой, лет восемнадцати грузин с выражением боли, застывшим на побледневшем лице, кивнул, после чего едва слышно произнес:

– Так точно, товарищ лейтенант…

Меня аж немного передернуло: за время боев я уже успел не только повидать ран, но и получить их, так что поведение бойца мне кажется сильно наигранным, неестественным. Но немного поразмыслив, я понял, что парнишку не столько полученная рана травмировала, сколько осознание того, что он действительно смертен, что все может кончиться уже сейчас. Другими словами, его поведение – это следствие шока, а не излишней хитрожопости.

– Остальные – вперед!

Мы догнали сильно рассеявшихся штурмовиков у проволочного заграждения, где бойцы всерьез увлеклись разрезанием колючей проволоки, прям как когда-то фрицы у позиций 63-й горнострелковой дивизии… При этом зама я нигде не увидел:

– Где Никольский?!

Ответ меня немного расслабил, ведь я успел уже подумать о худшем:

– Ранен, товарищ старший лейтетант! Его вдвоем потащили в санчасть!

– А где мой ППШ?!

Некоторое время стоит пауза, после которой мне издалека отвечает один из штурмовиков:

– У меня, товарищ старший лейтенант! Я в группе один с автоматом!