Крым 1942

Осетин выполнил все в точности, добежав до дверного проёма и швырнув в коридор трофейную противопехотку. Дождавшись взрыва, схоронившись на лестнице, я быстро вскарабкался по ступенькам, поравнявшись с бойцом и аккуратно выглянув за угол. Коридор оказался пуст.

– Теперь действуем следующим образом: каждый идёт вдоль стенок – ты вдоль левой, я по правой. Добираемся до первой двери – забрасываем внутрь гранату, ждем взрыва, заходим внутрь. По очереди! Если там кто есть, добиваем, даже если не шевелится – может притворяться или, что вернее, быть без сознания. Я захожу первым, ты держишь коридор под прицелом, потом меняемся. Нервы у немцев наверняка сдадут, попробуют выскочить, встретить нас. У тебя сколько «колотушек» осталось?

– Две штуки.

– И у меня две. А дверей четыре, друг напротив друга, как раз должно хватить. Ну что, пошли?

Осетин сосредоточенно кивнул, и мы аккуратно двинулись по коридору, каждый держась свой стенки… Вот первая дверь. Раскрутив колпачок и дернув шнурок, забрасываю М-24 с двухсекундной задержкой. Взрыв! Через пару секунд рванула граната Токаева в помещении напротив. Забегаю внутрь – чисто. Выйдя в коридор, киваю бойцу, тот заходит в свое, и в этот же миг из-за второго по счету проёма по левой стороне вылетает граната.

– Назад!

Я успеваю спрятаться за дверной косяк, прежде чем «колотушка» взорвалась. Слава богу, Тотрадз правильно понял мой крик и отчаянный взмах руки, также переждав взрыв, укрывшись в своем помещении…

Я и немец, вооружённый трофейным ППД, показались в коридоре одновременно. Однако скорость реакции оказалась на моей стороне: нажав на спуск, я на секунду опередил врага, отбросив его назад короткой очередью в три патрона. Немец вскрикнул, после чего до меня донеслось отчаянное:

– Nicht schiessen!

В голове автоматически щёлкнул перевод: «не стреляйте», после чего я задал вопрос на немецком, воспринимая его как родной язык, – спасибо прокачанному персонажу:

– Ты корректировщик? Сколько вас ещё осталось? Пусть сдаются!

После короткой паузы ганс несколько удивлённо ответил:

– Я остался один! Да, я корректировщик!

Не врет. Точно, не врет, я ведь ложь на раз чувствую! Это хорошо…

– Толкни вперёд автомат! А после вылезай сам! Стрелять не будем, ты мне нужен!

После чего обратился к Токаеву:

– Сейчас фриц выползет в коридор, сразу огонь не открывай, но держи на прицеле.

– Что вы говорите?

Это немец беспокоится, заслышав чужую речь. Отвечаю ему в тон, перейдя на «вы», – возможно, уважительное обращение в большей степени расположит его ко мне:

– Не бойтесь, я прошу своего солдата не стрелять, если вы не совершите никаких глупостей!

Пару секунд враг колебался, и я решил «помочь» ему сделать правильный выбор:

– Я могу забросить гранату в вашу дверь прямо сейчас! И сделаю это, если вы не выполните мои требования!

– Не надо, не надо! Я выхожу!

– Без глупостей!

Но немец с характерным для его нации рационализмом (хотя на самом деле тут ещё можно поспорить) вытолкнул в коридор ППД с отстегнутым диском, а затем выполз сам.

– Тотрадз, проверь! Он мог гранату себе оставить или нож, или пистолет!

И уже немцу:

– Вас осмотрит мой солдат, не пытайтесь оказать сопротивление!

– Хорошо, хорошо, я готов! Вы перевяжете меня?

Твою ж дивизию, вот ведь мерзкий слизняк! Чуть ли не плачет, едва ли не ноги целовать готов! А когда на нас мины наводил, небось, хорохорился, мнил себя «богом войны»! Отвечаю гораздо холоднее и жестче:

– Я обещал не стрелять. Но не оказывать помощь. Сделаете то, что я скажу, вот тогда я прекращу ваши страдания. Вы готовы выполнить мои требования?

Немец часто-часто закивал головой. Сквозная рана в животе делает его сговорчивее, а боль и страх смерти сломали волю, возможно, и не самого трусливого солдата вермахта. Рабочий материал…

– Тогда вы сейчас вызовете батарею, объясните, что отбились от русских, и начнёте корректировать огонь на позицию опорного пункта, расположенного левее захваченного моей ротой. Вы сделаете это?

Глаза немца наполнились страхом и возмущением. Возможно, он хотел сказать какую-либо глупость о правах пленных или о том, что он честный солдат и не предаст камрадов. Знаем мы таких честных, после которых остались изнасилованные девушки и женщины, расстрелянные на потеху раненые и селяне, убитые за малейшую провинность… Решимость фрица поступить честно сломалась, когда в его лоб уткнулся ещё горячий от стрельбы ствол ППШ.

– Да-да, я все сделаю!

– Хорошо. Ползи к телефону и начинай корректировку. Помни, я за твоей спиной и все слышу. И вижу… Тотрадз, помоги ему добраться до телефонного аппарата, а после вернись за пулемётом, он нам пригодится.

Позиция корректировщика, на нашу удачу, совмещена с пулеметной точкой. Тела членов расчёта, которых я сумел достать очередью из «максима», ещё до нас отнесли в соседнюю комнату. А вот лент у пустого станка просто завались! И ещё фиг знает, какой эффект имел бы взрыв гранаты в закрытом помещении с грудой боеприпасов…