Крым глазами писателей Серебряного века

Не думаю, чтобы Коктебель когда-нибудь пригодилась для туберкулезных больных (легочных): и коктебельская пыль помешает, да и, по-видимому, чрезмерная сухость, как и чрезмерная влажность воздуха, одинаково неблагоприятно отзываются на легочных туберкулезных больных.

Коктебель живет и растет, претерпевая ту же эволюцию, которая развертывается на всем черноморском берегу, начиная от Севастополя и до Батума.

Эта эволюция – изумительна по своему темпу, – изумительна для России, конечно. За 16 лет моего знакомства с Южным берегом Крыма он сделался неузнаваем. Сильно выросли старые курорты как Ялта, Гурзуф, Алушта, появились новые курорты, которых не было и в помине 15 лет тому назад, как Симеиз, Суук-су да, пожалуй, и Судак, – так незначителен он был тогда. Стали заселяться раньше пустынные, безлюдные, прибрежные местности под Севастополем между Кикенеизом и Лименами, даже пустынные места между Алуштой и Судаком вроде Капсихора.

Коктебель только начинает жить, и на Коктебели можно проследить образование курорта. Еще недавно там было одно огромное имение Юнге, бывшего профессора и директора Петровской академии, и был дом на горе, тоже принадлежавший доктору, и жили две певицы в домике у моря, – а больше ничего не было. И еще три года назад земля была дешева и дома можно было пересчитать по пальцам. Их нетрудно пересчитать и сейчас, но даже за три года, которые я не видал Коктебели, она выросла по крайней мере вдвое и начинает уже уходить от моря за шоссе, к горам. Появилась уже гостиница, оказался предприниматель, который выстроил ванное заведение. Кроме линеек, которые два раза в день ходили из Феодосии и обратно, с нынешнего года появились – так говорили мне – срочные автомобили. Другой предприниматель собирается установить сообщение с Феодосией морем на моторных лодках. Сначала там строили дома только местные, таврические люди, батюшки из Симферополя, из Мелитополя, учителя, сельские и городские, складывались, покупали маленький участочек и выстраивали дешевый колыбный домик, а потом стали строиться инженеры и доктора, и Г.С. Петров, вынужденный окончить свою священническую карьеру и поселившийся в Коктебели на постоянное житье.

Пока больше живут постоянные люди, устроители, настоящие созидатели курорта, которые приезжают на лето и живут в своих домах, но год от года растет число приезжих людей, снимающих комнаты в домах у моря и в деревне у болгар. Пока все демократично и все смешано. Устраиваются два-три раза в лето концерты и литературные вечера в доме одного из батюшек, где играют, декламируют, поют хором, в которых иногда выступает г-жа Дейша-Сионицкая, тоже выстроившая себе дом в Коктебели.

И пока все дешево. За 25–30 руб. в месяц можно иметь комнату, за 50 к. – хороший обед, линейка в Феодосию стоит дешево, и с линейкой можно получать из города, чего недостает в Коктебели. В деревне, впрочем, есть лавочка. Не нужно тратиться на костюмы, можно бродить по морю босиком и в чем Бог послал лежать целые дни на прибрежном песке.

Там все еще в периоде созидания и малой культуры, люди с повышенными требованиями не помирятся с коктебельской жизнью, но зато пока там привольно и просторно. И там море чудесное, восхитительный Карадаг…

И уже образовалось Общество курортного благоустройства, какие последнее время всюду возникают на Южном берегу Крыма. Общество не строит еще курзала и не приглашает музыки, но уже хлопочет об открытии почтового отделения в Коктебели.

И даже ходатайствует о городовом…

1913

Валерий Брюсов

Пушкин в Крыму

Правительство, переводя коллежского секретаря А.С. Пушкина по службе из Петербурга в канцелярию генерала Инзова, хотело, конечно, наказать сочинителя «возмутительных» стихов, «наводнившего» ими всю Россию. Однако этот перевод скорее оказал Пушкину неожиданную услугу, так как вырвал его из мутного омута петербургской жизни, дал ему увидеть новые местности и новую природу, оживил его фантазию, сблизил его с благородным семейством Раевских. Лето, проведенное на Кавказе и в Крыму, сам Пушкин относит к числу «счастливейших» дней своей жизни.

Чтобы полно охарактеризовать жизнь Пушкина в ту эпоху, необходимо разобрать его отношения к отдельным членам семьи Раевских, определить влияние на него Байрона, с которым он тогда ближе ознакомился, выяснить, насколько отразились на его творчестве новые впечатления. Такая задача осуществима только в ряде очерков и до известной степени выполнена подбором статей данного тома. Автор же настоящей заметки ограничивает свою работу гораздо более узкими рамками, желая только проследить путешествие Пушкина по Тавриде, установить, так сказать, его подробный «дорожник», «итинерарий».