Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

В ночь с 4 на 5 октября 1917 года ограблен и осквернен Александро-Невский собор Симферополя. Убит церковный сторож Ф. Рыжов. Похищены из кассы 700 рублей. Сброшены на пол дарохранительницы, Святые Дары рассыпаны. В ту же ночь преступники были арестованы²²². Спасаясь от неминуемой расправы, в декабре покидает Севастополь о. Роман (Р. И. Медведь), впоследствии много претерпевший от режима и в 2000 году причисленный к лику святых.

Выше уже сообщалось о расстреле матросами 19 декабря в Севастополе отца Афанасия (М. К. Чефранова) за то, что «напутствовал Св. Тайнами осужденных… на смерть военно-гражданской властью матросов»²²³ (по другим данным, его обвинили в нарушении тайны исповеди арестованных матросов «Очакова»²²⁴). 14 января – расстрелян священник Покровской церкви с. Саблы (ныне с. Партизанское Симферопольского района) отец Иоанн Углянский. Обвинений предъявлено не было. Почти две недели не разрешали похоронить тело. В тот же день был произведен обыск у архиепископа Симферопольского Димитрия. «Все взламывалось и вскрывалось. В архиерейскую церковь бандиты шли с папиросами в зубах, в шапках, штыком прокололи жертвенник и престол. В храме духовного училища взломали жертвенник… Епархиальный свечной завод был разгромлен, вино выпито и вылито. Всего убытка причинено больше чем на миллион рублей». «Удушен в своей квартире» о. Исаакий (Николай) Попов. Расстреляны о. Александр Русаневич, бывший Нижегородский архиепископ Иоаким Левицкий, проживавший в Ялте, служители Агафон Гарин и Александра Казанцева.

В двадцатых числах января весь городской и в некоторой степени сельский Крым становится «ревкомовским». Какими методами – мы постарались показать. Горные и предгорные местности с татарским населением продолжали жить своей жизнью, скрывая вооруженные отряды эскадронцев и русских офицеров.

Глава IV Республика Тавриды

Обстановка в Крыму в феврале – марте 1918 года отличалась исключительной напряженностью и неустойчивостью. Заключив 27 января договор с Центральной Радой, Германия приступила к фактической оккупации Украины, стремительно продвигая свои войска на юг. Над Крымом нависла угроза изоляции от центральных районов страны и захвата – вопреки Брестским договоренностям – частями германской армии.

По соглашению 29 марта с союзной Австро-Венгрией Германия включила Крым в зону своих интересов и как самоценную территорию, и как плацдарм для возможной экспансии на Восток. Развивались планы отрыва Крыма от России при использовании местного сепаратистского движения. Свои планы в отношении Крыма имела и Турция. И. К. Фирдевс вспоминал о переговорах «курултаевцев» с турецкой стороной, которая «хотела сохранить Крым и спасти от нашествия Германии, сохранить для себя под флагом татарской самостоятельности»²²⁵. Сил для этого у Турции, однако, не было. Не забываем и о позиции Украины. Крым, таким образом, продолжал оставаться объектом геополитических игр, усугублявших внутренние противоречия.

А ситуация на полуострове напоминала бурлящий котел. Центральная, большевистско-левоэсеровская, власть была до чрезвычайности условной. Многие районы Крыма имели о ней самое смутное представление. Живший в Биюк-Ламбате

В. А. Оболенский пишет о «полной оторванности от всего остального мира». «Пойти или поехать в Ялту или Симферополь мы не могли, т. к. для этого нужны были пропуски, которые давались с трудом; газеты мы не получали, а если случайно попал в руки номер местных большевистских газет, то в нем мы находили лишь бесконечное количество «приказов», безграмотно-напыщенные статьи да сведения, которым не верили. (…) Питались мы исключительно слухами от редких прохожих или из Биюк-Ламбатских кофеен. Слухи эти касались преимущественно разных кровавых событий»²²⁶.

Белое офицерство и местная буржуазия; эмиссары Центральной Рады и татарские сепаратисты; сохранившие значительное влияние в среде рабочих и служащих, в частности – профсоюзах – меньшевики и пользовавшиеся поддержкой крестьянства правые эсеры; опиравшиеся на матросов анархисты и банды дезертиров, хозяйничавшие в крымских лесах, – все они имели свои, особые интересы и все, исключая разве что меньшевиков, признавали только власть силы. Активизация анархистов, угрожавшая остаткам общественного порядка, вынудила Симферопольский совет принять решение «изъять из регистрации партию анархистов (сами анархисты себя партией не считали. – Авт.)… не признающую Советской власти»²²⁷. Правда, в ряде других советов они добились своего представительства. Однако в конце марта в Феодосии, по воспоминаниям М. А. Волошина, безобразия в городе анархистов, число которых увеличилось за счет прибывших морем после падения 14 марта Одессы, завершились тем, что «сотня анархистов-практиков была вывезена под Джанкой и там расстреляна»²²⁸.