Крым

Собранные в караван, повозки образовывали гужевой аналог бронепоезда. На стоянках же, следуя заветам древних римлян и скифов, телеги ставили в круг, образуя непрошибаемый периметр, способный отразить набег как степных мутантов, так и татар с бандитами. Татары, впрочем, на Гуляй-город не нападали, следуя заключенному пару лет назад перемирию между Казачьей Сечью и Бахче-Сарайским ханством…

По периметру внешнего круга через равномерные отрезки располагались сторожевые башни – быстросборные конструкции из алюминиевого профиля, наверху которых дежурили пулеметчики и огнеметчики. К одной такой башне и направился Пошта, ведя в поводу Одина и Зубочистку.

– Пошта, – представился он. – Листоноша. У меня письма для гетмана Дорошенко.

– А это кто с тобой?

– Один и Зубочистка, – назвал Пошта своих спутников.

– Один – это восьминогий? – уточнили с вышки.

– Угу.

– А тощий – Зубочистка?

– Ага.

– А ему че тут надо?

Пошта хмыкнул:

– Вы же не спрашиваете, что надо Одину? Вот и про Зубочистку не спрашивайте. Место в стойле я оплачу за обоих.

На башне заржали, Зубочистка зашипел от ярости и унижения.

– Проходи, листоноша! – разрешили с башни. – Гетман любит хохмачей!

Пошта вошел внутрь.

Изнутри Гуляй-город напоминал любое поселение выживших крымчан – разве что поднятое на колеса и привычное к кочевой жизни. Бегали полуголые дети, таская дохлых крыс на палочках, стирали в лоханях и куховарили на кострах женщины, махал кадилом пузатый поп, пьяный в стельку, где-то щелкали нагайки – казаки упражнялись в меткости, где-то ржали лошади, а над телегами, повозками и трейлерами тянулся очень домашний запах – дыма, еды, человеческого пота и самогона.

Казаки, встав на постой, расслаблялись за картишками и мордобоем, собираясь компашками по десять-пятнадцать человек. Бродячие певцы зарабатывали на жизнь, истошно голося: «Это все-о-о-о что останется после меня…»

Пошта поймал за рукав проходящего мимо не слишком пьяного казака и спросил:

– Где гетман?

– Та-а-ам, – махнул рукой казак, пьяно пошатнувшись. – В шинке.

Шинком оказался трейлер, переделанный под питейное заведение. Гетмана Дорошенко Пошта узнал сразу, хоть никогда и не видел его прежде: огромный, пузатый, с моржовыми седыми усами и длиннющим оселедцем, нос-картошка, глазки-пуговки, ярко-красный татарский халат и меховая казачья папаха, за кушак заткнута булава и маузер, в руке – штоф самогона, а вокруг толпа прихлебателей, адъютантов, секретарей и высшего командного состава Сечи, пьяного в жопу, веселого и довольного жизнью.

– Гетман! – поклонился Пошта.

– Ты кто? – попытался сфокусировать взгляд гетман.

– Пошта. Листоноша. У меня для вас письмо.

– А-а-а-а, Пошта! Знаем, слыхали! Ты Олеську Тапилину спас. Любо, братец, любо! А ну давай выпьем!

– Нет, – покачал головой листоноша. – На работе не пью. Вот письмо.

Он протянул гетману конверт.

– От кого? – нахмурился Дорошенко, крутя ус.

– От хана Арслана Гирея Второго из Бахче-Сарая.

– Ох ты, ах ты, все мы космонавты! – хохотнул гетман, и казаки подхватили смех. – Хан! Крымского ханства хан! Арсланушка черножопый, шаурма-пилав-чанахи! Ханом себя величает, повар задрипанный!

Казаки уже хохотали вовсю.

– Давай сюда письмо! – Гетман протянул руку, и Пошта с облегчением отдал надоевшее послание.

Гетман разорвал конверт, покрутил письмо в руках и раздраженно ткнул секретарю:

– Читай!

«Вот так вот, – подумал Пошта, пока тщедушный секретарь, нахмурив лоб, напряженно шевелил губами над текстом, – руководитель одной из могущественнейших сил Крыма не умеет читать. Вот и возрождай с такими людьми цивилизацию!»

– Беда, гетман! – побледнел секретарь. – Хан войну объявляет. Пишет – отныне считаю перемирие законченным.

– Что-то?! – аж привстал гетман Дорошенко. – Ах он лживая паскуда! То-то я думаю – чего он листоношу отрядил, а не своего татарина прислал с депешей! Татарина-то за такие известия мигом бы на палю натянули! Хитер Арслан, да мы хитрее! Войны хочется? Будет ему война!

Казаки воинственно загудели, кто-то шмальнул в воздух из пистолета, и весть о грядущей войне мигом облетела Гуляй-город, все население которого, включая седых стариков, женщин и детей подтянулось к шинку, где бушевал гетман.

Пошта с тоской подумал: «Опять война. Мало им. Не навоевались. Сколько ж можно?!»

– Пиши, – велел гетман секретарю. – Жалкому недомерку, чья шаурма сделана из кошки, а шашлык – из собаки, узкоглазому и черножопому Арсланке, облыжно величающему себя ханом, от гетмана Петра Дорошенко из Гуляй-города, столицы Казачьей Степи – увесистый пинок под задницу заместо поклона…

Под ржанием казаков, секретарь, высунув язык от усердия, записывал за гетманом каждое слово.

– Подождите, – встрял Пошта. – Это не моя война. Мне надо ехать.

Гетман нахмурился, а потом расцвел лицом и махнул рукой:

– Спасибо за службу! Я распоряжусь, чтобы ты получил припасов в дорогу! Только меня не отвлекай! Пиши, секретарь: депешу твою, отставной ты козы барабанщик, мы получили и использовали по назначению…