«Ничего, вот придет наша армия – и мы прогоним вас», – думала девушка. Дождь уже перестал. Деревья почти сбросили листву и стояли голые и неприглядные. Дом дедушки Габая, всегда славившийся гостеприимством, наполненный веселым смехом молодого поколения, теперь выглядел серым и унылым. Роза тронула калитку, которая тотчас отворилась. Девушка попятилась. Во дворе, обливаясь холодной водой из жестяного корыта, стоял богатырски сложенный немец и улыбался, скаля белые зубы.
– Дедушка Габай, Нонна… – только и смогла выговорить Роза. Несмотря на незнание русского языка, немец ее понял и, направив на нее указательный палец, старательно произнес:
– Капут. Пиф-паф.
Смысл этих страшных слов дошел до девушки не сразу, и она продолжала стоять, как вкопанная, а немец, не переставая улыбаться, все повторял:
– Капут, пиф-паф.
– Старик капут, – поправил его другой, вышедший из дома в сером мундире. – Женщина – тюрьма.
Так Роза узнала о первой смерти в их селе – смерти старика Габая, и о том, что ее тетю увезли в Симферополь, в тюрьму.
А вечером Зариф, осторожно постучавшийся в дверь соседки, рассказал подробности гибели деда. Когда немцы собрались обосноваться в его добротном доме, он, собрав последние силы, взял вилы и пошел на них. Его застрелил богатырски сложенный немец, а второй, помоложе, скрутил руки кричавшей и царапавшейся Нонне и отправил ее в комендатуру. Оттуда ее вместе с другими односельчанами, казавшимися немцам подозрительными, переправили в Симферополь.
– Глупость они сделали, – шептал Зариф, заглядывая в глаза Хае. – Сидели бы тихо – и ничего бы с ними не случилось. Немцы говорили что-то насчет крымчацкого народа… Мол, какие-то люди собираются подавать бумагу и документы, говорящие о том, что крымчаки не евреи. Пока никто ничего не подал, но, чувствую, это не за горами. Самое главное сейчас – пересидеть и выждать.
– Но что же будет с моей сестрой? – спросила Хая.
Татарин пожал плечами:
– Мне кажется, с ней ничего не сделают, – предположил он, но в голосе слышалась неуверенность. – Подержат и отпустят. Главное – пересидеть.
– Пересидеть, – передразнила его Роза, когда Зариф скрылся в темноте. – Нельзя сидеть сложа руки, когда твой народ в опасности. Мама, я хочу отправиться в партизанский отряд.
Лицо Хаи перекосилось, руки задрожали.
– Ты хочешь оставить меня совсем одну? – спросила она. – Хочешь бросить меня?
– Мамочка, пойдем со мной, – попросила девушка, но женщина покачала головой: