Захваченные трофеи были впечатляющими. В телегах обнаружили запасы продовольствия, парики, длинные шубы из овечьей шкуры, отороченное мехом гусарское обмундирование, женское бельё, бутылки ужасающе крепкой выпивки. На одной из повозок сидел смертельно пьяный русский артиллерийский офицер. С откупоренной бутылкой шампанского в руке, он весело напевал. Захвативших его в плен англичан он встретил бесконечными выражениями радости, настаивая на том, чтобы те выпили с ним шампанского. Когда предложение было принято, оказалось, что бутылка пуста. Это был единственный офицер, сопровождавший часть русского арьергарда. Его доставили к Раглану, который хотел узнать, почему и в каком количестве войска уходили из Севастополя. Офицер не только не мог дать каких-либо вразумительных объяснений, но вообще еле держался на ногах. Английские солдаты посмеивались над ним так, как высмеивают поведение пьяных на улице. Раглан посмотрел на офицера с выражением неудовольствия и смущения. Не желая смотреть на то, как смеются над офицером, он повернулся к нему спиной. Его загорелое на крымском солнце лицо покраснело.
Казалось, что неожиданное столкновение с противником расстроило лорда больше, чем тот факт, что он едва не попал в руки врага. Когда лорд Кардиган приблизился к нему, Раглан сухо заметил:
— Кавалерии не было там, где она должна была быть. Вы плохо командуете ею.
— В таком случае, милорд, — заявил Кардиган тоном несправедливо обвинённого в том, чего не совершал, — я отказываюсь от командования кавалерией.
Кардиган был обижен, Лекэн разъярён, Раглан и Эйри недовольны и тем и другим. Казалось, все пребывают в плохом настроении. Люди устали и хотели пить, их лица и руки были оцарапаны колючками в лесу. К тому же выяснилось, что русские, отступая, засыпали колодец у развалин дачи Маккензи.
Армия вышла на дорогу, ведущую в долину реки Чёрной, в мрачном молчании. В вечерних сумерках англичан догнали французы. К одиннадцати часам ночи они стали лагерем в окрестностях разрушенной дачи. Впоследствии это место называли «лагерем зуавов».
III
Раглан собрал свой штаб на совещание в маленькой каменной хижине, расположенной в месте пересечения реки Чёрной Трактирным мостом. К ночи обозы ещё не подошли, и офицерам штаба пришлось бы голодать, если бы артиллерийский капитан Томас, которому удалось подстрелить дикого кабана, не прислал кабанью ногу Раглану. Слуга-немец нарезал мясо тонкими ломтями и стал жарить на открытом огне. От аппетитных запахов настроение штабных офицеров постепенно стало улучшаться. Свинина была великолепна. Тарелка и вилка досталась только Раглану; остальные ели мясо руками, усевшись вокруг костра со скрещенными по-турецки ногами. Офицеры оживлённо беседовали, только командующий казался обеспокоенным. Сразу же после ужина он отправился в хижину, но не для того, чтобы лечь спать. Когда Найджел Кингскот с офицерами штаба укладывался спать на берегу реки, в единственном окошке хижины всё ещё горел свет.
Позже Раглан написал:
В своём письме жене Раглан сообщал, что никогда не чувствовал большего облегчения, чем на следующее утро, когда при свете восходящего солнца убедился в том, что ночью никто на них не напал. Солдаты ещё завтракали солониной и галетами, когда Раглан верхом на коне перебрался на противоположный берег реки Чёрной. Флот по его приказу двигался в Балаклаву, и он спешил со своей армией туда же.
Примерно в 4 милях от Трактирного моста находился небольшой посёлок Кадикей, расположенный на плато над Балаклавой, отделённый от неё грядой холмов. Построенный в живописной местности, посёлок представлял собой несколько небольших домиков, утонувших в море виноградников. Когда Раглан с штабом вошёл в один из таких домиков, его немногочисленные обитатели приветствовали его как героя и победителя. Жители посёлка сообщили, что лежащая внизу Балаклава беззащитна перед армиями союзников.