Крымская летопись (СИ)

  Пережить стресс вместе с Лолитой...-это уже было на что-то похоже. Но она явно " тянула одеяло на себя", ему не хотелось играть не свою роль, к тому же он, кажется, уже отказался.

  -Что, испугалась?

  - Нет, я одна не хочу.

  Действа-факта не состоялось, и он почувствовал себя виноватым.

  А не пора ли нам "пора".

  С балагурил он, а то так и искупаться не успеем.

  Поспешили на пляж, на тоже место. Народу там уже заметно поубавилось. Солнце уже больше не показывалось из-за низких облаков, но еще не село, и было еще светло. Вот только море несколько потемнело, и сильнее чувствовалась влага.

  -Я не буду купаться.

  Объявила Наташа. Уговаривать не стали - будет, кому шмотки постеречь. Все остальные по скидывали одежки . Все были в плавках, Лолита по-быстрому под платьем пристроила свой лифчик, и - в море.

   "И все-таки море останется морем...", -рвалась песня наружу. " И нам не прожить без морей...", -продолжила Лолита, и с визгом, все той же "рыбкой" - нырок в волну. "Хороша рыбка",- бросился он за ней. Петя остался где-то на мелководье.

  Наташе уже надоело ждать, она переминалась с ноги на ногу.

  -Пора уже, выходите!

  -Сейчас, последний нырок.

  Переодевались и одевались тут же, на пляже, не в первый раз же. Правда, Петя куда-то исчез, вслед за Наташей, видно в свой "знакомый" туалет.

  Потом была процедура прощания с морем. Перед ней Лолита-Марина, спросив его разрешения, успела еще сбегать на пристань, чтобы там персонально проститься с морем. Потом тут же, на пляже, под ее руководством все стали в шеренгу задом к морю. По команде, кинули монетку через левое плечо (ново языческая процедура: "мы хотим приехать еще"), и все - бегом к забытому автобусу.

  Уезжали, как из гостей, вот, только что, не пьяные, но навеселе. Легкая эта веселость шла от обласканного морем тела, и хотелось петь прощальную белорусскую песню: "Бывайте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты...".

  Меж тем, завечерело. Там-сям уже зажглись огни. Море стало темным, лишь только на самом берегу кое-где поблескивало от света огоньков, которые хорошо были видны с горной, изгибающейся серпантином вокруг прибрежной гряды, дороги. Потом свернули, море осталось сзади, и уже совсем стемнело. Микроавтобус набрал скорость.

  Марина устроилась в одноместном кресле спереди и откинулась назад, наверное, чтобы не терять контакт с ним. Он сидел сзади, и по той же причине, подался вперед , так, что своим лицом чувствовал почти касание ее влажных волос. Марина достала апельсин, видно еще презентованный ребенку в дорогу родителями ( хранила до последнего), и начала чистить. Пошел запах.

  -Мне не надо.

  Предупреждающе сказал он.

  -Бери!

  Настаивала она.

  -Нет.

  - Ну, ладно.

  Согласилась она.

  -Я , вообще, груши люблю, но апельсины-тоже ничего.

  Темно, размеренный гул мотора; люди, в большинстве своем, дремали, пристроившись в своих креслах кое-как. Поза его была не из лучших, ныла спина, но он и не собирался спать. Более того, ему хотелось даже большего, чем только ощущать запах ее волос. Но нельзя распускать себя и развращать невинную девчонку, итак, уже мысли свои распустил дальше некуда. И вообще, он не знает ее как Марину. Может вовсе она и не Лолита.

  Марина охотно рассказывала о себе. Когда к человеку относятся доброжелательно и со вниманием слушают, то он раскрывается. Оказывается, она польских кровей, ее мать полька из западной Беларуси. Мать и отец - оба врачи, и даже при должностях. Она единственная дочка, и надежда родителей; ей не хочется их огорчать - она старается, поступила в мединститут. Это на каникулах она расслабилась, а так - сплошная учеба.

  -Так ты анатомию по трупам изучаешь, а как насчет живых людей?

  -Не поняла?

  -Ладно, я так. А есть ли у тебя мальчик?

  -Нет, сейчас.

  Простодушно ответила она.

  -Некогда мне, сейчас, ими заниматься. Изредка тусуюсь на дискотеке и все. В школе мне один мальчик нравился.

  Она замолчала и посмотрела в окно.

  Он представил себе далекий хутор, что-то почти из " В августе сорок третьего" Богомолова: темной ночью в окно хаты, профессионально подкравшись, осторожно постукивает крепкий мужчина, бывший кадровый польский поручик, а теперь непримиримый, по идеологическим соображениям, враг советской власти. Двери приоткрываются, в освещенном дверном проеме его встречают женские руки, и все замирает до утра. Поручик сгинул, а Маринина бабушка, тогда еще молодая вдова, польская "кровь с молоком", растила дочку в трудное послевоенное время. Но гены сказывались: сильный отцовский характер, целеустремленность выделяла ее из среды окружающих. Она выбилась в люди, выучилась, нашла себе подходящего мужа - теперь очередь за дочкой.

  Он представил себе это и дальнейший разворот событий, и улыбнулся.

  -Чего смеетесь?

  -Да, так. Пора бы уже и остановиться, как ты думаешь?

  -Не помешало бы.

  -Спроси у шофера, ты там ближе сидишь.

  -Товарищ водитель, скоро ли остановка будет?

  - А что? Скоро уже Джонкой.