Крымская война. 1854-1856

По степи валялась масса трупов, лошадиных и воловьих; мы, приближаясь к Крыму, более и более встречали раненых, которых везли, как телят на убой; их головы бились о телеги, солнце пекло, они глотали пыль, из телег торчали их руки и ноги, шинели бывали с верху до низу в крови. Меня все более и более охватывала жалость и досада, а фантастические мечты о картине Севастопольской обороны исчезали и, наконец, не только исчезли, но и дух мой был возмущен до крайности, и меня взяло отвращение от войны. Меняя лошадей в Симферополе, следовательно, за шестьдесят верст до Севастополя, мы ясно слышали бомбардировку и видели множество тянущихся подвод, наполненных ранеными.

…Не одно интендантство грабило. Поставщики не доставляли мяса, полушубков, разбавляли водку; деньги, посылаемые крестьянами своим родственникам, мужьям, сыновьям, до них не доходили и назад не возвращались; а также не в надлежащем количестве доходил корм лошадям. Крались медикаменты, и знаменитый наш доктор Пирогов был в отчаянии от недостатка медиков. Везде и во всем был беспорядок невообразимый…»

В ноябре 1854 г. начались морозы. 2 ноября поднялась сильная буря, которая нанесла большой урон защитникам города. Большие потери понесли и союзники. В этот день затонуло более 30 купеческих судов с необходимыми продуктами и амуницией для армии. В районе Евпатории погибли стопушечный корабль и корвет.

Затишье позволило ввести в Севастополь дополнительные части, которые заняли места убитых и раненых. Продолжалось восстановление разрушенных укреплений. Но погода делала свое дело. Как у осажденных, так и у осаждающих не хватало теплой одежды и обуви, было мало теплых помещений. В частях увеличилось количество не только простудных, но и инфекционных заболеваний. В частях появились холера, лихорадка и др. Меншиков доносил государю, что в госпиталях находилось свыше 28 тыс. человек, из них 11 тыс. раненых. Не меньшие потери были и в лагере союзников.

Между тем наступил 1855 год. Продолжалась артиллерийская перестрелка. Противники стремились занять и укрепить новые позиции. Союзники ближе и ближе подбирались к центру города. Не будем утруждать читателя цифрами. Пожалуй, лучше, чем рассказали о событиях первой половины 1855 г. сами участники обороны, не сможет никто.

Участник войны П. В. Алабин 15 марта 1855 г. писал: «Способы ведения войны при защите Севастополя до чрезвычайности разнообразны. Мы боремся с врагами на воде, в поле, посредством земляных работ на поверхности земли и под землей, и, наконец, боремся – в воздухе.

При борьбе на воде мы не выходим с некоторого времени в море, правда; но и врагам нашим окончательно загражден доступ, посредством флота, в Севастополь. Не говорю о каменных твердынях, сторожащих Севастополь со стороны моря; положим, несмотря на их губительный огонь, союзники, рискуя потерять три четверти своих судов, могли бы еще, быть может, ввести в бухту остальную часть флота; но сверх этих фортов их ждут преграды, преодолеть которые не во власти человеческой: бухта, кроме свайной перемычки, перерезана двумя рядами затопленных судов! – С честью отслужив отечеству определенный для них срок, суда эти заживо погребли себя во влажную могилу, с тем, чтобы окончательно обезопасить свой родимый город, своих младших братий от покушений недруга. За этою же подводною твердыней незваных гостей ждет несколько сотен жерл военных судов, стоящих в боевой линии, бортами к морю, с вечно открытыми люками, в которые, до времени молча, чугунные пушки глядят. В первой линии (насупротив Павловского форта) стоят корабли «Париж» (у мыса), «Великий князь Константин» (в середине) и «Храбрый» (у Северной), готовые к бою по первому сигналу.

Адмиральский флаг поднят на корабле «Великий князь Константин»; пароходы беспрестанно шмыгают по бухте, будучи всегда готовы на помощь угрожаемому пункту; да и не раз уже им удавалось громить врага.

…Что сказать о нашей борьбе с неприятелем в поле? Наши неоднократные большие и малые вылазки, взятие балаклавских передовых укреплений отрядом генерала Липранди, сбитие неприятельских линий и овладение рядом укреплений на инкерманских высотах; наше ночное нападение на французские апроши в ночь на 11 марта разве не служит живым доказательством, как сильно мы действуем в поле, когда обстоятельства вызывают нас из-за импровизированных наших твердынь?»