Крымская война

Еще до получения этой записки, 20 июля (1 августа) Александр II вновь обратился к Главнокомандующему: «Ежедневные потери неодолимого Севастопольского гарнизона, всё более и более ослабляющаяся численность войск Ваших, которые едва заменяются вновь прибывающими подкреплениями, приводят Меня еще более к убеждению, выраженному в последнем Моем письме, в необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне, могущей иметь наконец пагубное влияние на дух гарнизона. В столь важных обстоятельствах, дабы облегчить некоторым образом лежащую на Вас ответственность, предлагаю Вам собрать из достойных и опытных сотрудников Ваших военный совет. Пускай жизненный вопрос этот будет в нем со всех сторон обсужен, и тогда, призвав на помощь Бога, приступите к исполнению того, что признается наивыгоднейшим».

К середине июля в Севастополе получили информацию о подготовке удара на Перекоп, который должен был нанести 30-тысячный французский экспедиционный корпус. По имевшимся донесениям его части приступили в это время к погрузке в Марселе. Ожидая прихода 4-й и 5-й резервных пехотных дивизий, Горчаков решил всё же не останавливать их на Перекопе. Командующий не без оснований считал, что судьба войны решится в Севастополе и предпочитал придерживаться пассивной обороны. За наступление выступал присланный из Петербурга генерал-адъютант барон П. А. Вревский. Постепенно Горчаков начал менять свои взгляды. Это отразилось во Всеподданнейшей записке от 21 июля (2 августа), в которой генерал признал, что без русского наступления возможен штурм и падение Севастополя.

В успех наступления Горчаков не верил, и потому предлагал отграничиться промежуточной целью — Федюхиными высотами: «Занятие нами этих высот имеет важные последствия: мы стесним неприятеля, лишим его изобильного водопоя в р. Черной и станем столь близко от позиции Сапун-горы, что будем ей угрожать ежечасным нападением, так что неприятелю нельзя будет пускаться на штурм Севастополя, не опасаясь атаки непосредственно в свой тыл во время штурма, притом подобный первый успех наш уронит дух неприятеля и, может быть, откроет виды для дальнейших выгодных действий».

28 июля (9 августа) был собран Военный совет. Его участники должны были решить, нужно ли переходить в наступление, и если да — то где и когда. На следующий день члены снова собрались на Николаевской батарее. Обсуждению предшествовал доклад генерал-интенданта: собранное ополчение не могло подойти ранее конца октября, существующего запаса сена хватило бы только до середины этого месяца. Члены совета представили свои соображения, большинство высказалось за наступление. Лишь несколько из них предложили подготовить эвакуацию Южной стороны, и, перейдя на Северную, сосредоточить основные усилия на действиях против армии противника в поле. Горчаков не решился принять решение об оставлении Севастополя. Скрепя сердце всё же решился наступать, объяснив на Военном совете принятое решение волей монарха и тем, что без атаки город всё равно падет. Так считал и комендант города — пассивная оборона не имела перспективы. Как отмечал участник совещания, решение было принято при понимании «абсолютной невозможности изменить положение в нашу пользу без энергичного наступления».

Илл. 80 Гораций Верне. Взятие Малахова кургана. 1858

Август 1855. Падение Севастополя. Неизбежность, которая стала очевидной

К концу лета 1855 г. положение осажденного Севастополя стало трагичным. Гарнизон крепости терял веру в конечный успех обороны, моральные и физические возможности находились на исходе. С другой стороны возможности коалиции зримо росли с каждым днем. Всю надежду на перелом после отбитого штурма 6 июня осажденные связывали с успехом будущего большого наступления русской армии. В этот успех не верил князь М. Д. Горчаков.