Крымская война. Попутчики

На боевой марс грот-мачты воткнули мощный переносной прожектор. Питание он получал от компактного бензинового генератора, предусмотрительно взятого с «Адаманта». Выше, над головами марсовых, торчала щетина антенн, радом с ними – темно-серая кастрюля локатора. Его позаимствовали с «Саб-Скиммера»; радар, как и прожектор, входил в комплект съемного оборудования катера.

Конечно, этой фитюльке далеко даже до приличного яхтенного радара, шкала дальности – всего ничего, два с половиной десятка морских миль. Но выбирать не приходится: ночью, во враждебных водах, где в любую минуту можно наткнуться на неприятельский дозор, даже такая аппаратура – особенно в связке с ПНВ и прожектором – станет серьезным подспорьем.

Кабель от антенны протянули на мостик; в специально сколоченную тумбу вставили блок дисплея, и Ганс Лютйоганн проводил долгие часы, осваивая технику двадцать первого века. Он буквально «заболел» новинкой, и теперь мечтал поскорее выйти в море, опробовать хитроумное устройство в деле. Как-то раз он настолько увлекся, что принялся рассуждать, как пригодилась бы ему такая аппаратура для ночных атак на русские транспорты – и запнулся, поймав иронический взгляд Карела.

* * *

С полуюта открывался великолепный вид – таяла в рассветной дымке Одесса, серебрилось море до самого горизонта, и жирные чайки пронзительно кричали за кормой, провожая «Улисс» в его авантюрное плавание. Колеса оставляли широкую, взбаламученную полосу пены, и в этой кильватерной струе на длинном буксирном канате переваливалась с боку на бок «Клитемнестра». Когда дядя Спиро предложил взять в крейсерство и свою старую шхуну, Белых воспротивился – на кой черт им сдалась эта обуза? Но потом изменил решение: скорость «Улисса» при буксировке падала всего-то на узел, а вот пользы контрабандистская скорлупка обещала немало. Шхуна, с ее ничтожной осадкой, может подойти к берегу там, куда не сунешься на колесной махине. Да и внимание не так привлекает – мало ли всякой мелочи снует вдоль турецкого берега? А пароходы все наперечет, тем более в разгар войны.

* * *

На оснащение «Улисса» ушла лишняя неделя. Как ни оборотист Капитанаки, а подготовить и оснастить для серьезного похода судно с сотней без малого душ на борту – задачка не из рядовых. Вчера вечером пили отвальную; в кают-компании собрались кроме боевых пловцов казачки и кое-кто из греков. Пришел и Лютйоганн; немец занял приличествующее его должности место во главе стола, но когда появились здоровенные бутыли с мутной греческой виноградной самогонкой «цикудья» – перебрался на обшарпанный диванчик, под иллюминатор и взирал оттуда на веселье круглыми, слегка выпученными глазами.

Появилась гитара – ее приобрел в Одессе главный отрядный бард, Вий. Пели про Чечню, про Афган. Казачки поначалу удивлялись, но, услыхав знакомые слова – «аул», «басмач», «караван», стали подтягивать, а потом взяли инициативу в свои руки.

Белых ожидал сугубо казачьего репертуара, что-нибудь вроде «Ой, да не вечер, да не вечер…», и был изрядно удивлен, когда Тюрморезов затянул песню, вполне подходящую к их положению:

Не слышно на палубах песен;
Эгейские волны шумят…
Нам берег и душен и тесен;
Суровые стражи не спят.

Раскинулось небо широко,

Теряются волны вдали.
Отсюда уйдем мы далеко,
Подальше от грешной земли.

Не правда ль, ты много страдала?

Минуту свиданья лови…
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.

Спалив бригантину султана,

Я в море врагов утопил
И к милой с турецкою раной,
Как с лучшим подарком, приплыл…[28]

* * *

Тут уж смолчать было никак нельзя: капитан-лейтенант отобрал у Вия гитару и порадовал публику «пиратскими» песнями старого, еще советского КСП. Пошли они на ура – даже Фро, появившаяся в кают-компании под занавес веселья, поаплодировала бравому каплею: «Я знала, что вы – романтик, мон шер. Но откуда эти стихи, никогда их не слышала? Есть в них что-то от сэра Вальтера Скотта…»

…Закончен срок береговых работ,
Встает рассвет у края волнолома.
Спешит от борта к берегу вельбот,
Увозит тех, кто остается дома.[29]

Засиделись за полночь, а уже в полпятого дребезжащий колокол на шканцах «Улисса» подал сигнал к отплытию. Вельбот – вообще-то обычная шаланда с меланхоличным греком на веслах – высадил провожающих у подножия Ришельевской лестницы. На кормовом флагштоке заполоскал знакомый триколор, флаг русского торгового флота, к которому отныне принадлежал и «партикулярный корсер «Улисс». Одиссея капитана Белых – как пошутил кто-то из его бойцов – началась.

II