— Ну так там далеко не все. У нас есть все книги, статьи, дневники — вообще все, что он написал за всю жизнь. Напомнить, откуда мы? Из 2017-го года, через сто лет после вашей заварушки в Питере! Про революцию мы знаем все: и что было, и чем это закончилось. А вы нас за контру держите! Какие мы беляки, мы — внуки вашей революции!
Подпольщики ошарашенно молчали. Первым совладал с собой Макарьев:
— Агитируешь, гад? Добиваешься, чтоб мы дело свое предали?
— Агитирую? Да ни в жисть! Наоборот, помочь хочу. Если хотите знать, главная борьба впереди. Вспомните, чему учил Ленин? «Теория — главное оружие революционного класса». Верно, что ли?
Водяницкий и Макарьев переглянулись. В глазах механика мелькнуло недоумение. В ответ чекист чуть заметно пожал плечами.
— Мы покажем Марксу и Энгельсу все их труды. А еще — книги по истории, экономике, политике — все, что было после них. Пусть изучат и придумают новую революционную теорию! Нам, товарищи, предстоит построить новый мир. Как в "Интернационале": «Мы наш, мы новый…» Так вот, это — про нас с вами!
Велесов не заметил, как встал и стал в запале расхаживать по допросной. Арестованные слушали, не дыша.
— А ты, товарищ говоришь — «агитация», предательство»… Ширше надо мыслить!
Макарьев, вывернул голову вправо, потом влево. В тишине громко хрустнули шейные позвонки.
— Ну, хорошо. Скажем, мы тебе поверим. А какие будут гарантии, что это не ловушка?
Монитор погас. Андрей покачал головой, не пытаясь скрыть улыбки
— Серег, ты это что, всерьез?
— Ну… как тебе сказать? Отчасти. Особенно насчет нового мира. Что же касается этой сладкой парочки — по-моему, оставлять их в Лондоне не стоит, неизвестно что они там насочиняют на злобу дня. Сам знаешь, как отцы-основатели любят Россию.
— Еще бы, — согласился Андрей. — «Славяне — раковая опухоль Европы».
— Так и я о чем! Но с интеллектом все в порядке, раз такую теорию сочинили, что весь мир полтора века лихорадит. Напомни, Маркс в каком году должен помереть, в восьмидесятом?
— В восемьдесят третьем. От банального плеврита.
— Ну вот! Если вовремя подлечить, еще лет пятнадцать научной деятельности гарантированно. Всегда хотелось узнать, что бы он сочинил, узнав про глобализацию, информационную экономику и виртуальные финансы. Решено — факультет экономики Зурбаганского Университета за стариной Карлом!
— А Фридриха куда? Ассистентом при кафедре?
— Зачем? Он отличный историк, пусть работает по специальности. Это не Фукуяма, «конец истории» выдумывать не станет. И вообще… — он доверительно понизил голос. — считай, что это моя маленькая месть. Мне госы по научному коммунизму три года в кошмарах снились!
III
Велесов спрыгнул с лошади, попрыгал, разминая ноги и со вкусом, хрустнув суставами, потянулся. Охлопал себя по карманам, недоуменно хмыкнул и потянулся к седлу; рыжая, в белых чулках кобыла косила влажным, черным, как слива глазом, с интересом наблюдая за хозяйскими манипуляциями. Тот долго копался в седельной сумке, и когда вытащил руку — на ладони лежали две большие, присыпанные маком, баранки. Рыжая мягкими губами подобрала лакомство с ладони, схрумкала и благодарно ткнулась носом в плечо.
— Хорошая конячка, славная!
Сергей потрепал кобылу по гриве, почесал лоб (та фыркнула и поддела хозяина носом под локоть, требуя продолжения) и принялся распускать подпруги. Нарядное кавказское, обитое серебряными гвоздиками седло досталось вместе с кобылой от драгунского ротмистра. «Надоело скитаться по чужим каютам! — ответил Велесов Кременецкому, когда тот предложил ему перебраться на «Адамант», и в тот же вечер уехал в Евпаторию. Лошадь как раз и была приобретена для этой поездки — пятилетка кабардинской породы, не испорченная мундштуком и строгим, военного образца, шпорам. Видимо, прежний хозяин держал ее для частных поездок и увеселительных прогулок.
Андрей Митин сидел под навесом, увитым диким виноградом, наблюдал, как Сергей возится со своим транспортным средством, и наслаждался бездельем. После возвращения в Крым, он вертелся, как белка в колесе; вот и сейчас приходилось помогать с размещением эвакуированных. Их доставляли из Севастополя — кого морем, кого по суше, в крытых парусиной обозных фургонах. Беженцам из XX-го века предстояло обосноваться в Евпатории, которую по указу Государя именовали теперь Зурбаганом.
Велесов передал повод конюху, отряхнул бриджи и уселся рядом.
— Всегда мечтал перебраться в Крым. После четырнадцатого, когда начали строить Керченский мост, решил — хватит с меня слякотной Москвы! Нашел покупателя на квартиру и выбрал через Интернет домик здесь, в Евпатории. Такой, в итальянском стиле: патио с печкой для пиццы, окна от пола, садик на крыше, посреди гостиной — огромный камин из дикого камня под медным кожухом. Собирался ехать, смотреть на месте, а тут ты со своим Проектом!
Андрей удивленно поднял брови. Об этих планах друга он слышал впервые.
— За чем же дело стало? Вот тебе Крым, строй, пиши! Скажем, о том, что мы тут натворили. Правда, у нас это не издадут, секретность…
Сергей немного подумал.