Крымская война. Соотечественники

Фаддей Симеонович Геллер, худой, как щепка, несуразно длинноногий, одетый слишком легко для ноября — в потертое соломенное канотье и парусиновый дачный пиджачок — сидел в кабине «Пирс-Эрроу» Его пальцы длинные, узловатые, пальцы музыканта или хирурга, сжимали ручку саквояжа. Рядом с пристроилась барышня в бежевом платье и толстой косой, обвивающей прелестную головку. Платье носило следы некоторого беспорядка. Адашев подошел поближе, исподтишка косясь на барышню.

«…счастливчик, однако, Никол! Экую красулю оторвал…»

— …а тут мы! — продолжал Штакельберг. — Подъезжаем, и видим, как двое этих «пролетариев» барышню на крыльцо выволакивают, всю ободранную. Никол «люську» схватил и как даст над головами! Те девушку отпустили и тикать. Я кричу — «Стой, стрелять буду!» а Михеев «люську» на капот пристроил и резанул — всех троих, одной очередью!

— Точно. — подтвердил Адашев. — А еще четверых мы из госпиталя пинками выбили. Мерзавцы разломали шкап с медикаментами и принялись пузырьки откручивать.

— Спиритус вини искали? — деловито спросил юнкер с обшарпанным казачьим карабином.

— Точно так-с! — хихикнул Штакельберг. А он на самом видном месте стоял — здоровенная бутыль с наклейкой: «ЯДЪ» и адамова голова!

— А вы, господа, бутыль, часом, не прихватили? — осведомился другой юнкер, вооруженный редкостным «Винчестером» с рычажным затвором. — Не оставлять же этим мизераблям?

Адашев скромно потупился.

— И что, их тоже в расход? — спросил другой юнкер. Он стоял, опершись на пехотную трехлинейку с прикрученным телескопом; его трубка была аккуратно замотана чистой портянкой и перевязана шнурком.

— Да нет, зачем? — пожал плечами Штакельберг. — По зубам вдарили прикладами и погнали к свинячим чертям.

— А я говорю, надо было их тоже! — сумрачно сказал Михеев, до сих пор не принимавший участия в разговоре. — Они-то Сашеньку не пожалели…

— Как вы можете, так говорить, Николай?

Голос у доктора Геллера оказался высоким и каким-то надтреснутым. Упомянутое пенсне — и верно, без одного стеклышка, — хирург держал в руке и для убедительности им размахивал.

— Вы так молоды, а уже привыкли к жестокости! Саша, душенька, скажи ему! Да, ужасы Гражданской войны делают из многих чудовищ, но надо как-то этому сопротивляться! У вас вся жизнь впереди, как можно прожить ее в ненависти?

Михеев промолчал, лишь глянул на Фаддея Симеоновича исподлобья.

— Господин врач, а как вышло, что вас забыли? — спросил Адашев. — А его превосходительство уверял, что госпиталя давно отправлены..?

Геллер поднял на юнкера глаза — голубые, по-детски яркие. Адашеву сразу сделалось неловко, будто он случайно сказал тому что-то обидное.

— Я телефонировал в канцелярию начальника порта… да. Целых три раза. Обещали прислать грузовик, солдат. Мы ждали, но никто не приехал, а телефон перестал отвечать. Я послал санитара, был у нас один, из малороссов. Фамилия у него забавная такая — Пидпузько… Но он почему-то не вернулся.

— Сбежал мерзавец. — Адашев сплюнул под ноги. — Решил не тратить время на всякую ерунду, а заняться спасением собственной драгоценной персоны.

— Эй, господа, что у вас там за дискусьён? — раздалось с борта крейсера. — Шустрее, Михеев, а то так и провозитесь, пока красные не придут!

— Вольно вам, Виктуар, советовать — лениво ответил Адашев. — Нет, чтобы помочь товарищам и поискать тали и грузовую сетку. Раненых мы сдали, осталось эти сокровища мировой мысли. На себе по трапу тягать — комплекция не позволяет, тут нужен Поддубный, или господин Моор-Знаменский. Тот в цирке рояль на спине носил, причем, вместе с тапером. Ну а мы люди слабосильные…

И кивнул на кули с книгами, которыми был завален кузов второго грузовика.

— Где я ее вам возьму, князь? — удивился караульный. — Матросы все шибко занятые, некого спросить, сразу посылают по такой-то матери! Мы с утра кукуем в караулах, а третий взвод с добровольцами куда-то умотал на грузовиках. Вернулись все в копоти, в саже — говорят, в городе горят продовольственные склады, мародеры подпалили.

— Куда же патрули смотрели? — удивился Михеев. Разъезжают, понимаешь, на броневиках, а у них под носом всякая шваль склады жжет!

— Ничего, — Адашев снова сплюнул на доски причала. — Красные придут, умоют их кровью.

О чем вы, граф? — удивился Штакельберг. — Они же этих, классово близкие! Ворон ворону глаз не выклюет.

— Эй, на пирсе! — снова донеслось с «Алмаза». — Проводите господина врача с дочкой на крейсер. Для них каюту уже подготовили!

Доктор полез из грузовика, прижимая к впалой груди саквояж. Сашенька подхватила отца под локоток, Коля Михеев подскочил, поддержал с другой стороны.

«Ну все, пропал Михеев. Экая семейная идиллия… А жаль, лихой был юнкер!»

IV

Гидрокрейсер «Алмаз»

— Вы все обмозговали, братцы? — спросил Эссен. — Вот ты, Скрыпник — окончательно решил? Смотри, а то не поздно и передумать. Я буду рад: специалист ты отменный, да и служака, каких поискать.