Крымская война. Соотечественники

Севастопольская офицерская школа авиации, располагавшаяся в Каче, вела свою историю с 1911-го года. Оказавшись в 1854-м году, авиаторы недолго думали и расположились в привычном месте. С тех пор строений здесь прибавилось — появились два барака для нижних чинов, аккуратные мазанки офицеров и ангары для техники.

— Тут помещаются все три аппарата. — пояснил Энгельмейер. — Сейчас, правда, на месте только ваша «тридцать седьмая». Марченко и Качинский ушли на «Херсонесе» к Босфору, а я остался на хозяйстве.

Бывший фрегат, а ныне авиатендер «Херсонес» сопровождал отряд Бутакова в набеге к турецким проливам. С тех пор, как англичане увели из Варны остатки своей эскадры, русский флот безраздельно господствовал в Черном море. Однако, Корнилов с Нахимовым не сомневались: рано или поздно Роял Нэви снова сунется через Босфор.

«Когда в ноябре Нейпир ушел с Балтики, — рассказывал Краснопольский, командовавший при Варне минной дивизией, — Великий князь с Велесовым все уши прожужжали Государю, но добились, чтобы запас якорных мин, предназначенных для Кронштадта и Свеаборга, отправили в Николаев. Железных дорог здесь нет, мины везли на баржах, по реке Нарве, через Псков, потом по Днепру, и лишь к концу марта они попали в Николаев. Мы к тому времени уже подготовились: на двух пароходах соорудили минные рельсы, для постановки с ходу и даже наладили своими силами выпуск якорных тележек и примитивных автоматов заглубления. Оснастили ими мины Нобеля (системы Якоби не годятся, для них нужна береговая гальваническая батарея), и как раз за три дня до вашего появления отряд в составе «Владимира», «Громобоя», "Вобана", «Херсонеса» и двух минзагов отправился к Босфору, на первую минную постановку.»

— Придется вам, Владимир поднапрячься. Мы, видите ли, привезли девять аппаратов и уйму всякого барахла. В ваши коробки их не запихнуть, да и сажать колесные машины негде, полосы-то нет. Завтра прибудет две роты стрелков и телеги с досками и шанцевым инструментом. Как хотите, а чтобы к концу недели и ангары и полоса были готовы!

— Девять, да наши три, да четыре «Финиста»… — стал считать Энгельмейер. — Это выходит, семнадцать. Где на них газойля-то набрать? Мы, Реймонд Федорыч, последние крохи подбираем, скоро и того не останется. Рубахин ладит перегонный куб, хочет очищать нефть, да только когда он будет готов! И нефти, почитай, нет, всего две дюжины бочек доставили морем из Таганрога…

— Перегонный куб — это хорошо. — ответил Эссен. — Это нам непременно пригодится. А газойля у нас теперь хоть залейся. Завтра на буксире притащим из Севастополя две полные цистерны — летай, не хочу! И масло моторное есть и даже запасные «Гномы». Кстати, поменяйте сразу движок на «тридцать седьмой», ресурс-то, наверное, давным-давно выработан?

Энгельмейер вместо ответа только махнул рукой.

— Здесь пока будут базироваться только наши аппараты — продолжал лейтенант. — Может, еще четвертый «Финист», переставим его на колеса. Только вот, кому на них летать? Нас четверо, Марченко, Качинский да вы — вот и все пилоты.

— А Кобылина забыли? Он уговорил, чтобы его научили летать. Викториан Романович не возражал. Так что одним пилотом больше, а скоро будет еще двое: один наш, бывший наблюдатель, и мичман из местных. Лобанов-Ростовский вернется из Питера — тоже переведем в пилоты. Правда, налет у них — воробей капнул, но ничего, газойль есть, подучим!

— Это вы с Качинским молодцы! — искренне похвалил Эссен. — И вообще, пора нам настоящую школу открывать. Сначала будем учить наблюдателей и мотористов, а там и за пилотов возьмемся. Будем создавать в России боевую авиацию!

— Дяденька мичман! Вас к дальней хате кличут! — раздался звонкий мальчишеский голос.

Эссен обернулся. К ним, сломя голову бежал мальчишка лет двенадцати. Подбежал, перевел дух и выпалил, обращаясь к Энгельмейеру:

— Дяденька Рубахин свой самовар запалил, говорит — непременно надо чтой-то вам показать. Оченно просил!

Где-то я его уже видел, подумал Эссен, и вроде бы, даже здесь…

— Это Васька, ученик рубахинский. — пояснил мичман. — Он с Александрово-Михайловского хутора, напросился к нам. Мы его поначалу турнули, а он, постреленок, упрямый — с мотористами задружился, молоко им с хутора таскал, возился с аппаратами — плоскости от масла отдраить, то-се… Сечас вот помогает нашему великому химику. Все боюсь, как бы не взорвался.

— Значит, хочешь в авиаторы? — спросил Эссен мальчишку. — А не боязно, по небу летать?

— Так ить ваш Петька не боялся! — весело отозвался тот. — Мы с ним дружки были, купались вместе у скал. Он еще из ливорверта пулял, да так громко! Во, глядите!

На чумазой ладошке лежали две гильзы от «Браунинга».

— Это Петька подарил. — похвастался мальчуган. — И брательнику моему тоже!

Эссен кивнул. Воспоминание о юном ирландце болезненно царапнуло по сердцу.

— А я вас, дяденька, знаю — вы приходили, когда летунов хоронили! — продолжал бестактный Васятка. — Вы будьте в надёже, за могилкой хуторские приглядывают…

Лейтенант покопался в планшетке, извлек шоколадный батончик.

— На вот, держи… авиатор!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I