Итак, по порядку. Фомченко занимал в Проекте крупный административный пост, но, по слухам, был не в фаворе у высокого начальства. Недаром его не включили в состав основной экспедиции, чего он (опять-таки, если верить слухам) упорно добивался. Но судьба решила по другому: аномальная Воронка, «Адамант» проваливается в прошлое, а генерал неожиданно оказывается самым старшим из «попаданцев» — и по званию и по должности.
Казалось бы — бери руководство экспедицией на себя! Но нет, он влезает в глупейшую свару, настраивает против себя всех и каждого, и в итоге, оказывается отстраненным от руководства: Кременецкий недвусмысленно запрещает членам команды сторожевика выполнять распоряжения генерала.
Щелчок по самолюбию, да какой! Фомченко на некоторое время замкнулся, но потом проявлять интерес к текущим событиям, понемногу втянулся в обсуждение дел, и в итоге, принял предложение Кременецкого и Зарина, став их представителем при штабе Меньшикова. А вот дальше начались странности. Почему Фомченко занял сторону Меньшикова в его неявном противостоянии с Великим Князем? Он не мог не видеть, что именно Николай Николаевич ближе других сошелся с «попаданцами». Почему в какой-то момент перестал информировать Кременецкого и Зарина о том, что происходит в штабе, ограничиваясь формальными сводками? И наконец, почему он, ни с кем не посоветовавшись, не дав объяснений кроме невнятной записки, принял решение остаться — и отбыл из Севастополя со своим новым покровителем? А тут еще и тайная беседа с Груздевым, о которой тот опять-таки, не удосужился никому сообщить?
И все это приобретает новый смысл, если вспомнить слова профессора о необходимости продолжать «воздействие». Как ни крути, тот для Фомченко прямое начальство; пусть Груздев и не военный, но в Проекте занимает одну из высших должностей, в курсе всех планов, наделен самыми широкими полномочиями.
Вывод — Фомченко действует по его указанию?
Я не стал делиться этими соображениями с Великим князем. Но тот и сам был встревожен неожиданным отъездом Меньшикова; от того, кто первым доложит Государю о состоянии дел в Крыму зависит многое, и Николая Николаевича отнюдь не радует то, что эта честь выпадет не ему.
Фомченко и Меньшиков отправились в столицу маршрутом: до Мелитополя, на Екатеринослав, потом через Курск, в Москву и оттуда по Николаевской железной дороге до Санкт-Петербурга. Маршрут небыстрый, зато поверенный; догнать их нечего и думать, а потому, посоветовавшись, мы приняли неожиданное и смелое решение…
Я назвал это решение смелым? Скорее уж — «наглое». Как иначе назвать прорыв одиночного корабля через турецкие проливы, Средиземным морем, мимо твердынь Мальты и Гибралтара, вокруг Европы, через английский Канал, в узости датских проливов, на Балтику, где пиратствует эскадра Нейпира?
Для вояжа мы выбрали «Морской бык». В его коффердамах угля достаточно для трех таких походов; приличный даже по меркам 1916-го ход, позволит уклониться от нежелательных встреч, а трехдюймовые пушки Лендера вдобавок к двум стодвадцаткам, гарантируют победу над любым противником.
На бывшем угольщике имелось три мощных прожектора — два его собственных и один дополнительный, с «Заветного». Эти прожектора и локатор, снятый с «Улисса», давали возможность уверенно чувствовать себя по ночам и в узостях Босфора и Дарданелл и среди бесчисленных островков Архипелага.
А еще у нас был лоцман, знающий тамошние фарватеры, как свои пять пальцев — ни кто иной, как дядя Спиро Капитанаки. Старик получил от Корнилова бумаги, дающие право заниматься каперством, и теперь собирается, добравшись до Архипелага, набрать сотню-другую лихих ребят из местных греков, снарядить несколько шхун и — горите, бригантины султана, как поется в одной старой песне! Мы тоже поможем старику: огнеприпасы и оружие для будущих каперов лежат в трюмах «Морского быка».
Конечный пункт путешествия — Финский залив. Сейчас там действуют эскадры вице-адмирала Нейпира и его французского союзника, Парсеваля-Дешена. После захвата Бомарсунда, неудач у Або, Ганге и Гамлакарлебю, союзники не решились подступиться к прикрытым минами Свеаборгу и Кронштату, и в начале ноября скорее всего, покинут Балтику. После чего эскадру Нейпира, скорее всего, перебросят на Средиземноморский театр; что до французов — о них отдельный разговор.
Но даже если мы разойдемся с союзными эскадрами, подходы к Финскому заливу наверняка будут стеречь фрегаты Королевского Флота. Что ж, тем хуже для них: наши стодвадцатки прицельно кладут осколочно-фугасные снаряды на дистанции в семь миль, деревянному паруснику с лихвой хватит пяти-шести попаданий.
Если же мы не успеем на Балтику до того, как Финский залив скует льдом, придется идти в Ригу, или дождаться открытия навигации в Киле: датчане, не забывшие, как в 1850-м Николай I не позволил отнять у них Шлезвиг и Голштинию, остаются самыми верными союзниками России на европейском континенте.