Крымская война. Соотечественники

Итак, теория у Груздева была. А вот воплощение ее «в металле» требовало огромных средств. Государство не собиралось сорить деньгами ради удовлетворения любопытства историков. Обратиться к частным инвесторам? Заинтересовать, по примеру героя гаррисоновской «Фантастической саги», крупную киностудию, предложить турфирмам «хроносафари» или туры по Древнему Египту? Груздев, при всей своей научной одержимости был патриотом, ученым советской закалки, и такие варианты не рассматривал.

Оставались военные. Этих мало интересовало прошлое, а вот возможность заглянуть вперед — это совсем другое дело. Будущее — бездонный кладезь информации и технологий, ради них можно пойти на любые издержки.

Груздева, не меньше чем заказчиков в погонах, занимала такая перспектива. Но когда дело дошло до практики, возникло препятствие.

Отправиться в прошлое несложно: задаешь дату и попадаешь случайным образом на одну из бесчисленных соломинок — «мировых линий». Обратный Перенос тоже не проблема: у путешественника есть устройство-«хрономаяк», настроившись на который его и выдергивают назад. А вот повторить путешествие, особенно по прошествии некоторого времени, почти невозможно: отправившись снова в прошлое, вы наверняка попадете на другую «соломинку», не ту, на которой побывали в прошлый раз. Трудно не ошибиться, когда вариантов бесконечно много.

С перемещением в будущее еще сложнее. Нельзя прыгнуть вперед, задав лишь дату, нужны параметры конкретной «соломинки». Без них Перенос не состоится, или того хуже — путешественник сгинет во вневременном и внепространственном Нигде. А как задать эти параметры, если невозможно отличить одну от другой?

Груздев не был бы Груздевым, если бы не сумел найти выход.

Как найти соломинку среди сотен точно таких же? Правильно. Сделать так, чтобы она из них выделялась. Изменить течение событий на «мировой линии» настолько, чтобы они отличались от того, что творится на соседних. И готово дело — настраивай аппаратуру на любой участок измененной реальности и вперед, в будущее!

Схема вырисовывалась примерно такая:

Шаг первый: экспедиция отправляется в прошлое на строго отмеренный промежуток времени. В нашем случае — на 163 года назад, в 1854-й.

Шаг второй: оказавшись на месте, экспедиция производит масштабное вмешательство в ход событий. Например, помогает русской армии выиграть Крымскую войну, рассчитывая перевести локомотив мировой истории на другие рельсы.

Шаг третий — возвращение в свой XXI-й век. Хронофизики готовят свою аппаратуру для нового Переноса, но уже не в прошлое, а в будущее «помеченной» мировой линии. Правда, вернуться после этого в прошлое исправленной «мировой линии» уже не получилось бы — вступал в действие запрет на нарушение причинно-следственных связей.

Но беда в том, что пресловутая «ткань Реальности» — чрезвычайно упругая субстанция. Если ее потревожить, а потом оставить в покое, события рано или поздно вернуться в свое прежнее русло. А значит, степень вмешательства должна быть такова, чтобы последствия проявлялись как можно дольше, — ведь для исследователей доступно только измененное будущее, на которое можно «навести» хроноаппаратуру.

А значит, писал Груздев, нельзя останавливаться на достигнутом. Да, нам удалось изменить ход событий в 1854-м году, но где гарантия, что эти изменения не «рассосутся» через полсотни лет? Нет, надо подталкивать пресловутый локомотив истории, чтобы он не сворачивал с «боковой ветки» еще хотя бы лет триста.

Справятся ли с этой задачей те, кто остался в 1854-м? Далеко не факт. А значит, нужна новая экспедиция, и Груздев обещал прислать ее самое позднее, через полгода. А дальше… как говаривал последний советский генсек? «Расширить и углубить». Сделать расхождение здешней истории с «генеральной линией» столь заметным, что оно не сгладится и через сто лет, и через двести, а может, и через тысячу.

Я закрыл файл и, чуть помедлив, потянулся к шкапчику, заменявшему мне бар. Как хотите, а без ста пятидесяти коньячку такого не переварить…»

II

Гидрокрйсер «Алмаз»

— Ну вот, а вы опасались… — Андрей потрепал юнкера Штакельберга по плечу. — Все целы, как видите. А что тряхнуло немного, так в штормягу и не так качает.

Перенос, и правда, прошел гладко. А может, дело в том, что они не видели разворачивавшегося снаружи катаклизма? В какой-то момент корпус корабля задрожал, отсек заполнился вибрацией, переходящей в пронзительный зуд, от которого болели зубы и барабанные перепонки. Сашенька ахнула, зажала ладонями уши. Адашев вскочил со стула, и тут ударило — будто некий великан взял «Алмаз» за кончик мачты, приподнял, встряхнул и небрежно уронил в воду.

Адашев, полетел с ног; Михеев, бледный, решительным лицом обнимал лишившуюся чувств девушку, готовый хватать, бежать, спасать. Фаддей Симеонович Геллер сидел, выпрямившись, нервно тиская трость — бледный, на лице ни кровинки, лоб в бисеринках пота. Штакельберг обеими руками вцепился в сиденье стула, глаза выкаченные, безумные.

Захрипел динамик: