Крымские истории

Особый, чопорный магазин на набережной, перед входом, справа от мостика.

Здесь немногословная продавщица, мастер своего дела, не пускается в долгие объяснения, но предложит вам всё, что вы просите.

К слову, именно здесь мы купили самый лучший, из доступных по цене, коньяк.

Очень ароматный, настоящий и он долго нам напоминал о Ялте, о лете, о море и какой-то щемящей тоской наполнил сердце, уже в Москве, подчёркивая, что и это время минуло.

И больше оно никогда не повторится. И не вернётся к нам.

Так и жизнь проходит.

Оглянешься – а времени на слова уже нет, осталось только на молитву.

Грустно очень…

***

МИТРИДАТ

Мне вспомнилось это необычное и таинственно-красивое место по двум обстоятельствам:

Первое – самая чистая юношеская любовь, Люся Гнесина. Миниатюрная, маленькая девочка, кукла, ангел – не знаю, с кем ещё сравнить.

Оправдывая фамилию – неплохо играла, на мой взгляд на рояле, но были очень маленькие руки и она не могла достать нужную клавишу своим изящным, почти детским мизинцем.

Чего только она не делала, но больше всего мне запомнилось, как между большим пальцем и мизинцем – норовила вставить еловую шишку, чтобы растянуть мышцы и хотя бы на несколько миллиметров расширить захват пальцами нужных клавиш.

Было трогательно и жалко смотреть на это милое божество, у которого при этом из глаз текли слёзы, ручьём. Ей было просто больно.

Я писал ей трогательные стихи-признания и норовил, каждый день, их передавать через приятелей.

И, о, женское коварство, узнал, что ей симпатичен другой мальчик, забыл уже его фамилию, цыганковатый, с искривлённым носом, даже рот как-то был у него перекошен и непропорционален и звали его Владимиром.

Но у сердца свои законы и я даже не знаю – за что я был отвергнут, хотя мои стихи ею принимались и не возвращались обратно.

Помню, как страдал и переживал. А она, продолжая какую-то странную игру со мной – и не бросала окончательно, и не приближала меня к себе. Единственный раз мы даже целовались, она была опытнее меня и искушённее, я же – и подумать не мог о таком счастье.

Не знаю, где она и что с ней с той поры. Но помню хорошо, как она на КВН, где я был капитаном команды, мне аккомпонировала, а я пел песню о том, что «…самое синее в мире – Чёрное море моё».

И поднимаясь сегодня по священным ступеням Митридата, я с тихой грустью вспоминаю эту девочку, побудившую в моём сердце первое детско-юношеское чувство, ходил ведь уже в восьмой класс в ту пору и желаю ей только добра.

А второе воспоминание, которое у меня побудил Митридат, уже просто анекдотическое.

Я – курсант третьего курса военного училища, на стажировке в Керченском батальоне.

Обстановка – самая прекрасная. Доверие к нам, с Витей Катренко, моим сокурсником было самое высокое со стороны офицеров батальона, его командира-фронтовика подполковника Романова.

Мудрый был человек. Опытный, душевный, но и до предела странный.

Каждое утро, с булкой хлеба под мышкой, в семейных трусах, со щепотью соли, с пистолетом «ТТ» и патронами к нему, шёл он на грядку с помидорами. А их там росло просто море.

Он съедал эту булку хлеба с помидорами, которые густо присоливал и стрелял по камням и банкам.

Выполнив ритуал – возвращался домой – и на службу. И так – каждый день.

Так вот, он приставил нас, с Виктором Катренко, старшими над командами бойцов, которые помогали археологам в раскопках на горе Митридат. Там вечно что-нибудь рыли.

И после этих раскопок в казарме стало происходить невероятное – все команды, участвующие в раскопках, были пьяными.

В первую очередь досталось нам – мы, де, плохо смотрим за бойцами, и они пьют на раскопках. Мы это отвергли. Помню, что я даже кипятился по этому поводу и всё требовал от комбата, чтобы нам доверяли, а сами – усилили контроль за солдатами в иных местах.

Но это ничего не меняло, пьяные бойцы продолжали появляться в казарме.

И самое главное – только после ужина.

Романов сам стал контролировать ход ужина. Ничего предосудительного и он не заметил. Ели эти команды как все, в столовой, пили чай, контроль со стороны дежурного и нас, исполнявших обязанности: командира взвода – Виктора, и меня – бери выше, решением Романова я был назначен ротным, так как штатный командир роты был в отпуске, – был просто тотальный, муха не пролетит, а бойцы выходили со столовой пьяными. И долго никто не мог понять – что за напасть?

Загадка разрешилась самым неожиданным образом – в батальон приехал археолог и умолял ребят отдать ему амфоры с вином, которое, от времени, за тысячелетия, превратилось в повидло. Его-то и ели бойцы и оно открыто лежало в тарелках, на каждом столе «копателей», как их потом стали звать.

Слава Богу, к радости археологов, несколько амфор, которые бойцы заныкали, удалось им возвратить, не успели наши «отличники» ещё съесть это «варенье» – желеобразное вино.

Историю эту хорошо помню и вглядываясь в крутые склоны Митридата, господствующего над Керчью, я и в этот раз восхищался находчивостью русского солдата.

Всё он мог. И не побоялись ведь. А вдруг – это была уже несъедобная отрава?