Крымские каникулы. Дневник юной актрисы

Жизнь понемногу возвращается в старое русло. На улицах даже появились чистильщики обуви, к старым магазинам добавляются новые. На Дворянской близ театра появился чудесный старичок-букинист. Захожу к нему едва ли не ежедневно пошелестеть страницами. Я люблю читать, мне нравится запах книг, но в нынешних условиях я не могу позволить себе их приобретать. Бродячая жизнь совершенно к этому не располагает. Я всегда очень жалела о том, что у нас дома не было хорошей библиотеки. Добрый букинист знает, что я ничего не куплю, но все равно приветлив со мной и даже предложил мне брать книги домой почитать. Я благодарю его контрамарками. Он завзятый театрал. С. И. шутит, что у меня наконец-то появился любовник. Я загадочно молчу. Порой молчание выглядит более смешным, нежели самый остроумный ответ. Недавно С. И. сказала Павле Леонтьевне, что у меня «наточился язычок». Горжусь этим комплиментом, как орденом.

16 октября 1919 года. Симферополь

Моя Маша принята публикой благожелательно. Павла Леонтьевна, Е-Б. и Р. хвалили меня. Я и сама довольна, хотя и была в шаге от провала. Проклятый А. М., мой давний недоброжелатель, игравший Тригорина, устроил мне каверзу. В начале третьего действия в графине вместо привычной воды оказалась водка. От неожиданности я поперхнулась и чудом сдержала кашель. Со стороны все выглядело так, словно я лихо крякнула. Пронесло. Зрители ничего не заметили. После спектакля я пришла в гримерную к А. М. с намерением лишить его жалких остатков волос и как следует украсить царапинами его свинячье рыло. Увы, едва завидев меня, он убежал, а затем прислал ко мне В. В. в качестве парламентера. В. В. напомнила мне о старом правиле, согласно которому над актерами, впервые вышедшими в новой роли, полагается подшучивать. Мой гнев к тому времени остыл, и, кроме того, А. М., убежав, признал свое поражение, поэтому я его простила. Как-нибудь отомщу А. М. Подсыплю ему в вино перцу. Иногда я бываю ужасно злопамятной и невероятно мстительной.

30 октября 1919 года. Симферополь

Целый месяц газеты только и писали о том, что Деникину осталось пройти до Москвы двести верст, а Юденич уже в Петербурге (мне ужасно не нравится слово Петроград, что за глупая манера давать городам, особенно столицам, новые имена?). Все только делали, что заключали пари на то, когда Деникин въедет в Кремль. С. И. качала головой и говорила, что газеты поднимают шум тогда, когда нужно что-то скрыть, и не очень верила бодрым статьям. Павла Леонтьевна также скептически относилась ко всему этому agiotage[79]. Как оказалось, верно. Газеты вдруг перестали считать версты и начали писать о каких-то гениальных стратегических замыслах. Очень похоже на то, что писалось в 16-м. Слово в слово, только названия городов другие. Мне вдруг пришло в голову сравнение с маятником. Обстановка меняется подобно качанию маятника. Туда и сюда. То наступают красные, то наступают белые. Сколько еще будет качаться этот сеющий гибель маятник? Я хочу, чтобы он остановился поскорее.