Читаем Крымские каникулы. Дневник юной актрисы полностью

Сезон заканчивается. Летние гастроли в этом году сорвались. Далеко ехать нет возможности, а разъезды по Крыму сочли нецелесообразными. Кому-то показалось, что если в городе есть свой театр, то другим театрам туда ездить не следует. Это якобы напрасная трата народных денег. Вспомнила анекдот о том, как хелемские мудрецы[214] строили микву[215]. Вместо гастролей будут агитационные выезды. Больше суеты, меньше удовольствия. Мы с Павлой Леонтьевной не отказались бы от возможности объехать напоследок весь Крым, чтобы проститься с ним. Наш отъезд все ближе и ближе, но мы все еще не определились. Какая-то странная нерешительность овладела нами. Такое чувство, как будто от нашего решения будет зависеть вся наша дальнейшая жизнь. Мы горячо убеждаем друг друга в том, что если на новом месте нам не понравится, то это не страшно, и пр. Отыграем один сезон и уедем. Соглашаемся, что не страшно, но определяться не спешим. Это от непонимания и незнания обстановки. Сами не знаем, и спросить не у кого, поскольку никто из наших товарищей не может помочь нам советом.

5 июня 1923 года. Симферополь

Мы выбрали Казань. Написали в театр и сообщили всем, что скоро уезжаем. Тата шьет нам новые платья. Встречают по одежке, и нам хочется произвести хорошее впечатление. Талоны на материю нам добыл К. А., и он же договорился о том, чтобы мы смогли отоварить их в распределителе[216] Крымсоюза[217]. Р. совершенно не удивился нашему отъезду. Сказал, что ожидал этого, потому что в театре нам, по его выражению, «стало тесно». А Павле Леонтьевне намекнул, что он и сам подумывает о том, чтобы сменить театр. Наша охота к перемене мест оказалась заразной болезнью. С. И. тоже уезжает, но ближе – в Ялту. Ей хочется жить у моря, и кроме того, ее туда давно зовут. Труппа в Ялте молодая, и у них нет никого на амплуа грандам[218]. А такая грандам, как наша С. И., одна на весь Крым.

Труппа наша раскололась надвое. Все на словах желают нам успеха на новой сцене, но у одних при этом глаза печальные, а у других радостные. Как же им не радоваться, если в театре вдруг освобождается столько ролей! Плетутся интриги и предпринимаются атаки на Р. Бедному Р. приходится нелегко, но я уверена, что он справится. В решающие моменты в нем просыпается характер.

11 июня 1923 года. Симферополь

Я хожу по городу с новым чувством, с предвкушением скорой разлуки. Хочется все-все запомнить, попрощаться с каждым домом и с каждым кустом. Вдруг осознала, насколько мне здесь все дорого. Вспоминаю себя прежнюю и плачу. От счастья плачу, и еще от чувства, будто теряю что-то очень ценное. Я невероятно сентиментальна. Надо брать пример с Ирочки, которая не оглядывается назад. Она ждет не дождется нашего отъезда. До него еще очень далеко, но она каждый день порывается укладывать свои вещи. Ирочка весела как никогда, а нам с Павлой Леонтьевной грустно. Павла Леонтьевна говорит, что я могу писать в анкетах, что с отличием окончила Симферопольский театральный университет. «Театральный университет» – это так смешно. Теперь зову наш театр «университетом». Говорю: «Иду в университет».

Мы решили, что до отъезда непременно должна съездить в Коктебель, чтобы проститься с М. (его мать скончалась в январе, но он не один, с ним теперь жена), и в Евпаторию, с которой началась наше знакомство с Крымом.

Всем, кого бы я ни встретила, говорю о том, что уезжаю в Казань и буду играть там. Вдруг кто-то станет меня искать? Хочется надеяться на то, что кто-то станет меня искать.

Без даты

Я начала вести дневник по порыву души и по порыву же хочу его оставить. За эти годы все вокруг изменилось, и я тоже стала другой. Часто спрашиваю себя о том, какой я стала. Всякий раз отвечаю на этот вопрос иначе, потому что я весьма непостоянная особа. Бывают такие дни, когда я горжусь собой, а бывают и такие, когда я себя презираю. Но одно могу сказать наверняка. Я обрела уверенность. Я столько всего испытала, и хорошего, и плохого, что научилась не бояться грядущего дня. Когда я думаю о том, что день грядущий мне готовит, сердце уже не замирает от страха. Что-нибудь да приготовит, как-нибудь да переживу.

Дневник был для меня опорой все эти годы. Смотрю на четыре лежащие передо мной тетради и плачу. В последнее время я стала много плакать, платок все время мокрый. Сантименты. Дневник был для меня опорой, но сейчас я уже в ней не нуждаюсь, потому что твердо стою на ногах. У меня больше нет желания делиться сокровенным с самой собой. Пора заканчивать, тем более что и тетрадь подходит к концу. Хотелось бы записать напоследок какую-то умную мысль, но умные мысли капризны и не приходят, когда их ждут. Они имеют привычку посещать меня в те минуты, когда мне совсем не до них. Поэтому я просто поставлю точку. Все имеет начало и конец, так устроен мир.

Без даты

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги