Крымские тетради

Гаврила Иванович сразу же ушел, даже не попрощался, а партизаны благополучно добрались в отряд.

Македонский обнял мельника:

- Видишь, и брата ты зря ругал.

- Куда-то он теперь ушел? - с беспокойством спросил Петр Иванович.

- Таких не скоро возьмешь! Будет диверсант-одиночка. Счастливого тебе пути, "российский человек"!

12

Заработала гигантская карательная машина: три пехотных полка облепили с обеих сторон железнодорожную линию как назойливые мухи.

Мы пытались найти лазейку, но немцы были бдительными. Они бесчинствовали, смели с лица земли домик Гаврилы Ивановича, а когда обнаружили труп фашистского техника, подвезли к тому месту заложников и расстреляли их.

И в эти-то летние дни 1942 года, когда мы отбивались от карателей, пришла беда. Нужно было собрать все мужество, чтобы не растеряться, не упасть духом от этой скорбной вести: наши войска, на которые мы надеялись, войска, чьего удара ждали весь Крым и вся страна, - эти войска, занимавшие Керченский плацдарм, потерпели поражение. Немцы заняли Керчь...

Это был удар и по Севастополю. Отрезанные Керченским проливом дивизии, попавшие в катастрофу, не смогли эвакуироваться. Как говорится в "Истории Великой Отечественной войны", "противник захватил почти всю нашу боевую технику и тяжелое вооружение и позже использовал их в борьбе против защитников Севастополя...".

Сломив сопротивление наших войск на восточной окраине полуострова, фашисты все силы бросили на морскую крепость.

И вот уже днем и ночью гудят жаркие дороги под гусеницами танков и сапогами солдат: на Севастополь! На Севастополь!

На западе, под Севастополем, пока тихо, но мы знали: часы этой тишины сочтены.

За нами оставались ненависть и борьба.

Все на помощь Севастополю!

Лагеря без людей; разве кто больной, да и тот, приткнувшись к дереву, несет охранную службу.

Боевая группа - все поджарые, до черноты загорелые, с глазами в красных прожилках от переутомления и недосыпания, вернулась в лагерь.

Краткий рапорт, выкладка трофеев - особенно документов, которые уже ночью будут лежать на столах командующих Октябрьского и Петрова, получение пайков, умывание, горячая похлебка из тертых сухарей и сон, глухой как вечность.

Десять часов подряд над скрытой от глаз теснинкой раздается храп, а потом, как по команде, обрывается.

Уже через час по крутой тропе ползет змейка - снова на дорогу! Выше и выше, только на пике Демир-Капу она останавливается для передышки, а потом опять на звонкую яйлинскую тропу.

Если бы была возможность запечатлеть хотя бы один июльский день в крымском лесу, то получилась бы прелюбопытная картина.

Мы увидели бы дорогу, изжаренную солнцем, тающий асфальт с глубокими вмятинами от шин и гусениц, шагающих потных немецких патрульных, с трудом отрывающих толстые подошвы от липкого асфальта; увидели бы бронемашины с вращающимися башнями, откуда пулеметы изрыгают временами лавину свинца. Шагает немецкая пехота, а за кюветом тянется рядом с ней цепь полевых жандармов, обстреливающих кусты. Или движется колонна машин: впереди броневики, а позади - легкие танки. Над дорогой с треском проносятся самолеты, утюжащие огнем подступы с гор. Потом немецкие секреты, а еще выше новый кордон от партизан - завалы и проволочные заграждения.

Это часть обороны врага, его запутанной и сложной системы передвижения по Крыму, которая требовала полки и полки только на охранную службу.

Но нас эти преграды остановить не могут: тридцать, а то и сорок партизанских пятерок, четверок и троек просачиваются сквозь все хитроумные засады и секреты, как вода сквозь едва заметные щели.

И летят мосты, и от снайперских ударов по водителям, убиваемым на критической точке поворота, на опасном перекрестке, падают в пропасти никем не управляемые семитонки.

Война на дорогах!

Таким манером шли через горы на Севастополь манштейновские резервы, купаясь в собственной крови, сгорая в пламени собственного бензина.

Война на дорогах!

Севастопольский отряд!

Корпус Рихтгофена двинулся на третий - последний штурм Севастополя.

Армада горбатых "юнкерсов" - полки за полками - летит на запад и черными волнами накатывается на севастопольское небо. И за каждой волной вздымается земля, окутываясь смрадным дымом и пламенем.

А на яйле маленькая, очень маленькая кучка вооруженных людей. Это пять партизан-севастопольцев во главе со своим командиром Митрофаном Зинченко.

Какую опасность могут представить они для трехсоттысячной армии Манштейна?

Давайте-ка повнимательнее проследим за этой группой.

Каратели обнаружили ее на Гурзуфской седловине. Сигнал! И со всех видимых и невидимых точек двинулись жандармы на ничтожную кучечку партизан.

Зинченко осмотрелся, молниеносно принял решение:

- В кошару!

Разваленный сарай со следами сыроварни. Стены из дикого камня, вокруг площадка, изрезанная радиальными линиями мелкого кустарника.

Только прилегли, отдышались - фашисты.

Стрельба, стрельба. Отвечали редко, но точно. Три солдата остались на поляне.

Зинченко знал одно нехитрое правило: в беде не спеши.

Идут фашисты, сперва робко, а потом наглее.

- Ждать! - еще раз требует Митрофан Зинченко.