Крымский Джокер

Он что же, конфетами моется? Вот уж точно извращенец. Вторая половинка мыльни-

цы плавала здесь же на полу.

Когда я во второй раз намылил голову, то вдруг подумал: «А как, интересно, смылся

этот дегенерат, если мимо меня он не проскальзывал?» Мы должны были неминуемо

столкнуться на выходе. Хотя он мог свалить, когда темно стало. Или, скорее всего, это

он и подшутил, вырубив свет. Вот так.

Найдя разумное объяснение, я успокоился, и опять начал смены температур воды: горя-

чая-холодная. И только когда я основательно стряхнул с себя груз похмелья, меня озада-

чила мысль: «А как он припёрся совсем голый?»

Надо заметить, что в нашем славном душе раздеваются там же, где и моются, только

в противоположном углу, где сухо. Но этот угол отлично просматривается из моей ка-

бинки. И никакой одежды ни до, ни после визита коротышки, я там не видел. Вот это

54

номер! И тут снова погас свет. Напрочь. Наглушняк. Жуткая темнотища. Я громко вы-

ругался, поддержав свою репутацию неунывающего парня, и по-настоящему испугался.

То есть так испугался, что замёрз, стоя под кипятком. Мысль, которая тайком от меня

уже идентифицировала незнакомца, ещё боялась ворваться в мой мозг, но была уже где-

то на подходе. Для смелости я заорал что есть силы:

-Вам что, чумаходы, делать нехрен?! Вылезу – ноги пообрываю, недомерки!

Угроза повисла в воздухе и захлебнулась в шуме воды. Стало ещё страшнее. Похмелье

возвращалось вместе с леденящим душу страхом. Я закрутил кран дрожащими руками и

нехорошая тишина повисла в темноте. Из женской душевой тоже ничего не было слыш-

но, только гулко капала тарковская вода. Прочь отсюда! Схватив одежду, я с зажму-

ренными глазами, теряя банно-прачечные принадлежности, нагишом выскочил из подзе-

мелья.

Свет на пролёте первого этажа ослепил меня, и я попытался мокрыми трусами вы-

тереть лицо от мыла. Это мне удалось, но не принесло облегчения: прямо передо мной

стояла коменда общаги, ощерившись как загнанная волчица. Ко всем моим недостаткам,

известным ей в той или иной степени, добавился ещё один – я был совершенно голый.

-Ну что, Карытин, - прошипела она, - до ручки допился? Орёшь, нагишом из душа вы-

скакиваешь, да ещё и замыкание устроил?

Голый человек – беззащитный человек. Голый человек с жестокой багмелюги - просто

грудной младенец. Что я мог противопоставить огромной пятидесятилетней фурии, об-

личённой властью и обладающей десятком золотых фикс в зубастой пасти? Ничего.

Кое-как прикрывшись полотенцем, я под презрительным взглядом старой обезьяны влез