Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока

– А вот теперь, товарищ старший лейтенант, вы все спокойно и не торопясь расскажете на камеру и покажете, что здесь и как. Потом мы побеседуем с вашими бойцами и освобожденными из плена…

– А зачем это, товарищ капитан? – не понял Борисов. – Ведь мы уже охрану того…

– А затем, что кроме охраны существует еще и их начальство, которое тоже бы неплохо привлечь к ответственности, когда оно попадет к нам в плен. Генерал Манштейн уже у нас в плену, а за остальными тоже не заржавеет. Так что, товарищ старший лейтенант, начинайте.

Ирочка еще раз очаровательно улыбнулась, Андрей поднял к плечу камеру, старший лейтенант вздохнул и начал рассказывать.

6 января 1942 года, 12:15.

Пос. Дуванкой. Позиции 8-й бригады морской пехоты Черноморского флота

Полковник Владимир Вильшанский

Этот день запомнился полковнику Вильшанскому надолго. Сначала, в ответ на его донесение, поступил грозный приказ контр-адмирала Октябрьского отступить на исходные позиции и грозящий полковнику трибуналом за самовольные действия.

Правда, несколько минут спустя к командиру бригады, совершенно запыхавшись, примчался другой посыльный с приказом генерал-лейтенанта Василевского сдать участки на флангах соседям и продолжать наступление, имея общей целью соединение с передовыми частями отдельной мехбригады особого назначения в районе Бахчисарая. Подумав, Вильшанский выполнил приказ Василевского. Долгая служба в армии научила его – выполняется последнее приказание.

Сдав соседям свои участки на флангах немецких войск, бригада к девяти часам дня сосредоточилась напротив поселка Дуванкой, последнего населенного пункта перед Бахчисараем. Задача – атаковать и захватить. Как будто не было изнуряющих двух месяцев боев.

Задача наступательная, и она подняла боевой дух моряков и как будто даже вселила в них дополнительные силы. А еще надежда на помощь с неба. И она не заставила себя ждать. Лишь только советские моряки поднялись для отчаянного рывка в рост на пулеметы, как вдруг в небе снова появились винтокрылые штурмовики. На этот раз всего четыре штуки. Но немцам и этого хватило с избытком. Сверкнув ярко-голубым брюхом с большой красной звездой, винтокрылые пошли в атаку двумя парами, на перекрещивающихся курсах. В немецкие пулеметные точки, бьющие по советским морякам с окраины села, снова огненными кометами полетели эрэсы. Увидев красные звезды, полковник Вильшанский слегка усмехнулся и отвесил легкий подзатыльник своему начальнику штаба.

– Эх, Петрович, а ты говорил – англичане! Наши это, как есть наши!

На немецких позициях повторилось то же самое, что было ночью, но в несколько меньшем масштабе и не с такими разрушительными последствиями. Лунного пейзажа не наблюдалось. Но пулеметные точки нежданные помощники подавили с первой же атаки. Потом их внимание переключилось на что-то в глубине немецкой обороны, а моряки почти беспрепятственно сумели ворваться на окраину села. Начался штурм, бестолковый уличный бой, зачастую на пистолетной дистанции. Вместе с немцами в поселке отчаянно оборонялись вояки крымско-татарского отряда самообороны, а попросту – полицаи. К этому моменту винтокрылые успели вернуться и теперь кружили над селом на небольшой высоте.

– Что же они не стреляют?! – скрипя зубами, бросил Вильшанский, посмотрев на небо. – Видят же все!

– Так какой там видят, Львович, – ответил начальник штаба, – вишь, каша какая, в своих боятся попасть!

– Ах, в своих боятся попасть! Ну, так я щас им покажу, где свои, а где чужие!

И, повинуясь какому-то наитию, полковник вытащил из-за пояса ракетницу и выстрелил красной ракетой в дом старосты, превращенный немцами и татарами в хорошо укрепленный опорный пункт.

И, о чудо, как говорится – «заклинание сработало». Обе пары резко развернулись и буквально снесли указанный дом эрэсами. Тут полковник волей-неволей вспомнил старого еврейского боженьку своего детства. Под немецкими бомбами не вспоминал, а тут вспомнил, ага! Потому что когда эрэсы начали попадать в цель, все вокруг заходило ходуном и начало подпрыгивать.

От дома во все стороны брызгами полетели куски ракушечника и черепицы. Когда все успокоилось и дым с пылью рассеялись, полковник, как и все его бойцы, поднял голову и увидел, что большого дома с толстыми стенами из ракушечника, дома, который выпил у них столько крови, – этого дома больше нет. Просто нет. На его месте громоздятся груды неровно обколотого камня и битой черепицы с торчащими тут и там балками-стропилами.