Крымский оборотень

Ну, а что он еще мог сказать? Выбора у него не было.

– Вот и отлично, – сказал майор. – Тут, товарищ Филиппов, такое дело… Скорее всего, на какое-то время Красная Армия из Крыма уйдет. Соответственно, в Крым войдут фашисты. Но борьба с оккупантами будет продолжаться. Будем, так сказать, бороться другими методами. С этой целью мы оставляем в Крыму городское подполье, а в горах – партизанские отряды. Вы меня понимаете?

– Да, – сказал Никита.

– Замечательно. Родина и партия мобилизует вас, товарищ Филиппов, на подпольную борьбу с фашистскими захватчиками. Вам ясна задача?

– Разумеется, – ровным голосом произнес Никита. – Но…

– Сейчас я все объясню, – сказал усталый майор. – Итак, партизанское движение и городское подполье. Где бы вы хотели сражаться с врагом? В горах? В городе?

– Я человек городской, – поразмыслив, сказал Никита. – Думаю, что Родине я больше пригожусь как подпольщик.

– Хорошо, – сказал майор. – Значит, так. Завтра утром вы явитесь сюда же, в этот кабинет. Ровно в девять ноль-ноль. Просьба не опаздывать, а тем более – не уклоняться. И то и другое будет считаться дезертирством. А это по законам военного времени – суд. А учитывая, что враг на подходе, то и суда никакого не понадобится. Вам все ясно?

– Да, – ответил Никита. – Вполне.

– Тогда до завтра, – сказал майор и прикрыл ладонью глаза.

Воевать Никита не хотел – ни партизаном, ни подпольщиком, ни кем бы то ни было еще. Но куда было ему деваться? Этот усталый майор выразился вполне конкретно и отчетливо. Вздумаешь увильнуть – будут судить. А то, может, и суда никакого не понадобится. Щелк курком – и нет веселого парня Никиты…

Назавтра к назначенному времени Никита был у майора. В кабинете, помимо него, присутствовало еще пятнадцать человек. Были среди них и молодые, и пожилые, и мужчины, и даже несколько женщин.

– Вся компания в сборе, – сказал майор. – Что ж, замечательно. Вы все – подпольная группа под названием «Чатыр-Даг». Будете действовать в Симферополе и его окрестностях. А сейчас я расскажу о том, что вам предстоит делать. Записывать ничего нельзя, все придется запоминать. Пароли, явки, места, где находятся склады с оружием, клички друг друга… Кстати, насчет кличек. Их вам нужно придумать себе немедленно. И впредь называть друг друга только по кличкам. Так надо в целях конспирации.

Когда очередь дошла до Никиты, он немного подумал и назвался Бильярдистом. Вначале он хотел назваться Улыбкой, но потом подумал, что это может быть небезопасно. Все-таки Улыбка – это было его прозвище в другом мире, и этот мир, как ни крути, был противозаконным. А потому кто его знает, как оно обернется, даже несмотря на войну? А вдруг каким-то боком, с какого-то немыслимого конца, каким-то образом да всплывет его былое криминальное прозвище? Нет уж, лучше назваться каким-то другим словом. И Бильярдист – самое из них подходящее. И по существу, и никто ничего не заподозрит.

Вот так веселый гастролер-профессионал Никита Филиппов и стал подпольщиком в городе Симферополе.

9

С Ласточкой вызвался говорить Завьялов. Они встретились у женщины дома. Она жила на окраине города в длинной глинобитной мазанке, разделенной на несколько отдельных квартирок. В одной из таких квартирок и проживала Ласточка. Эта окраина была хороша тем, что здесь почти не было разрушений, древние домишки из дикого камня и глины все так же, как и до войны, стояли тесными рядами, и все такая же вечная, неистребимая тишина витала над ними. Да и то сказать – по ком тут было стрелять – хоть советским войскам, хоть фашистским? Здесь не было ни оборонительных укреплений, ни заводов, ни штабов, а была лишь обыкновенная жизнь во всей ее непритязательности.

– Тихо тут у вас, – сказал Завьялов. – Будто и войны никакой нет.

– Война не может быть везде, – сказала Ласточка. – Все равно останутся тихие островки вроде нашей окраины. Например, в селе, где живет моя мать, тоже не было военных действий. Представляете, туда и немцы ни разу не заходили. Появлялись несколько раз полицаи, искали партизан. Да и все…

– Ваш муж на войне? – спросил Завьялов.

– У меня нет мужа, – ответила Ласточка. – И никогда не было. – Она помолчала и с чисто женской иронией взглянула на Завьялова: – Вы что же, пришли говорить о моей личной жизни?

– В какой-то мере, – серьезно ответил старший лейтенант. – Вы уж извините, но…

– Да, конечно, – так же серьезно ответила Ласточка. – Наверно, будете спрашивать меня о Бильярдисте.

– О нем.

– Но ведь ваш товарищ… ну, этот, грузин… он уже спрашивал меня, – с некоторой степенью неприязни сказала Ласточка. – Зачем же еще?..

– Ну, он спрашивал у вас в общих чертах, – чуть улыбнулся Завьялов. – Задать конкретные вопросы ему помешало его кавказское целомудрие. Он говорит, что на Кавказе мужчина не задает женщине подобных вопросов.

– А как же ваше целомудрие? – еще с большей иронией спросила Ласточка. – Оно не пострадает, если вы начнете задавать мне всякие такие вопросы?

– Мы ищем врага, – сказал Завьялов. – Фашистского агента, который предал всю вашу подпольную группу. И, возможно, не только вашу.