Крымский оборотень

Конечно же, Ольхин, что называется, блефовал. Он не знал, действительно ли эта женщина немецкая шпионка или, может, он, Ольхин, вместе со всей своей группой пошел по неверному пути и сейчас мучает ни в чем не повинную женщину, которая действительно кого-то ожидает, но не фашистского диверсанта-связника, а приходящего ночного любовника. Но, с другой стороны, приходилось рисковать и идти напролом. Потому что если женщина и вправду шпионка, то тот, кто к ней должен ночью прийти, тоже каким-то образом связан с немцами. А прийти он может с минуты на минуту. Вон какая тьма за окном, да и время позднее. В такую-то пору диверсанты и прочая нечисть и разгуливают.

– Ну? – поторопил женщину Ольхин.

– Белый… – не сразу ответила женщина.

– Откуда? – спросил Ольхин.

– Оттуда…

– Понятно. Зачем? Я спрашиваю – зачем?

– Я должна рассказать ему… ну, то, что я разузнала…

– Что именно?

– О штабе…

– И что именно?

– Где он находится, как лучше к нему подобраться, сколько часовых его охраняет.

– И что же, разузнала?

– Нет.

– Почему?

– Мне страшно…

Услышав такие слова от женщины, Ольхин даже опешил. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему эту женщину жаль. Да-да, жаль, несмотря на то, что она была вражеской шпионкой и, по сути, призналась в этом. Призналась, а все равно жаль – какой-то несвоевременной, невоенной, непонятной и необъяснимой жалостью. «Вот ведь дуреха! – подумал Ольхин о женщине. – Зачем она только ввязалась в эту пакость? Шпионка… Жила бы себе…» Но вслух, конечно, он ничего подобного не сказал, а спросил совсем другое:

– Когда должен прийти Белый?

– Не знаю, – ответила женщина. – Ночью… – Она помолчала и добавила: – Я думала, что вы – это он. Потому и открыла.

– Он будет один? – спросил Ольхин.

– Не знаю, – повторила женщина. – Может, один, может быть, с кем-то. По-разному бывает.

– Какой-нибудь пароль у вас есть? – спросил Ольхин.

– Да. Я должна спросить: «Кто там?» Он должен ответить: «Прилетел орел». Я должна сказать: «Орлы ночью не летают». Он должен сказать: «Я – ночной орел».

– Э! – раздался из темноты оскорбленный возглас Вашаломидзе. – Орел! Такую птицу испоганили, фашисты!

– Что ж ты не спросила пароля у нас? – поинтересовался Ольхин у женщины, попутно улыбаясь праведному гневу Гиви.

Женщина ничего не ответила и вновь то ли вздохнула, то ли всхлипнула.

– Ладно, – сказал Ольхин. – Значит, так. Будем сидеть и ждать твоего Белого. Или – кто бы там ни пришел. Ждать и ждать, пока не дождемся. Никому не разговаривать, свет не зажигать, на улицу не выходить. Люба, тебя это тоже касается. А вот когда в дверь постучат, тогда, конечно, ответишь. Скажешь пароль, и все, что полагается. А потом впустишь своего гостя. А когда впустишь, сразу же падай на пол и отползай куда-нибудь к стеночке. Чтобы мы тебя невзначай не затоптали. Тебе все понятно?

– Да.

– Тогда вот что еще. Не вздумай ничего говорить, кроме пароля! Смотри, если предупредишь о засаде!

– Да, я понимаю.

– Ну, гляди!

Ждать пришлось недолго – не больше полутора часов. Вначале за дверью раздался легкий шум, а затем в дверь постучали – отрывисто, три раза. Ольхин молча толкнул женщину в бок – отвечай, мол.

– Кто? – спросила женщина.

– Отпирай, – ответил из-за двери мужской голос. – Прилетел орел.

– Орлы по ночам не летают, – сказала женщина.

– Ну, это смотря какие. Я – ночной орел.

Женщина отворила и молча отошла во тьму. Упала ли она на пол, как было ей велено, так и осталось неразъясненным. На пороге возник смутный силуэт. На него тотчас же набросились стоявшие по обеим сторонам двери Волошко и Вашаломидзе. Все произошло почти мгновенно, человек был повален на пол и скручен, рот ему залепила широкая ладонь Волошко. Но все же ночной гость успел вскрикнуть. Тотчас же по ту сторону двери раздался какой-то шум, а вслед за ним приглушенный человеческий голос и торопливые шаги. Похоже, кто-то убегал от дверей, стараясь скрыться в темноте.

– Стой! – раздались голоса, и вслед за ними – два одиночных выстрела. В ответ рыкнула автоматная очередь, за ней еще одна, и все разом стихло.

– Степан и Гиви остаетесь в доме, Саня – за мной! – скомандовал Ольхин.

Вдвоем с Завьяловым они выскочили из дома. В темноте виднелись несколько смутных силуэтов. Это были солдаты, покинувшие свое место в засаде.

– Что случилось? – спросил Ольхин. – Кто стрелял?

– Все стреляли, – ответил один из людей, по голосу – сержант Ветряков. – Он – в нас, мы – в него. Кажется, он готов…

– Кто? – не понял Ольхин.

– Вот он лежит, – неохотно произнес Ветряков. – Посветите, товарищ капитан. Нам нечем.

Ольхин включил фонарь. На земле неподвижно лежал человек. Ольхин подошел к нему и наклонился.

– Убит, – коротко произнес капитан. – Кто он? Как это случилось?