Крымский щит

— Нет! — замотал головой штурман. — Да их и не обещал никто! Отряд Беседина вторую неделю на связь не выходит, вы же знаете. Тем не менее я выбрасываю вас здесь, в контрольном месте и в контрольное время… — штурман для пущей доходчивости постучал пальцем, но теперь по циферблату массивных «командирских». — Только ещё один разворот сделаем, чтобы было точно 3.30. Чем чёрт не шутит? Вдруг появятся, если, конечно, отряд Беседина… Ну, вы понимаете… — невесело хмыкнул он и добавил, пригнувшись к наушнику Мигеля ещё ниже: — Не знаю, есть у вас такая информация, нет ли, но на Шкуровской наши девчонки — «ночнушки» (он имел в виду лётчиц ночного бомбардировочного полка; майор Босе понял это без пояснений) видели выгрузку большой пехотной части румын.

Майор поднял на него иронический прищур черносливно-сизого глаза на терракотовом фоне лица.

Парашютная амуниция и снаряжение десантника на майоре были укреплены поверх формы румынского горного стрелка: короткой бурой штормовки с капюшоном, вылинявших почти добела, бриджей хаки, заправленных в кожаные краги поверх ботинок. Пилотка с наушниками, застегнутыми над козырьком, заправлена под погон без знаков различия — вместо них дубовые листки в два ряда и полоски нашивок на обоих рукавах: тоже майор, штаб-офицер.

— Ну да… — усмехнулся штурман. — Вижу, вы в курсе…

— В курсе! — кивнул майор и, подавая пример, затянул под подбородком ремешок шлема.

— Петров! — надсадным воплем окрикнул штурмана из кабины пилот. — Есть огни на площадке!

— Ты видал? — искренне удивился Петров. — Кажется, там, на небе, для вас тоже пару-тройку архангелов завербовали! — он ткнул пальцами в низкий потолок салона и исчез за броневой перегородкой.

Впрочем, через минуту, когда штурман выглянул обратно, лицо его было уже не таким радостно-вдохновенным.

Коротко махнув перчаткой, он подозвал Мигеля.

— Слушай, майор. Такое дело… — он озадаченно почесал седой ёжик на низком лбу. — Всё вроде бы точно, как уговорено на случай прекращения радиосвязи. Пятое число месяца, время то… резервная площадка, опять-таки…

— Не тяни… — поморщился Мигель. — В чём дело?

— Огней четыре, а не три, как положено… — вместо штурмана ответил пилот-командир экипажа, уткнувшись виском лётчицкого шлема в боковое стекло.

— И что это значит? — нахмурился Мигель.

— Всё, что угодно… — повернул к нему усталое небритое лицо пилот. — Может, по оплошности не соблюли должную конфигурацию, может, лишний костерок для сугреву развели…

— Что им, трёх погреться мало? — недовольно удивился Мигель.

— Кому же охота торчать на виду, как под фонарем на бульваре… — пожал плечами пилот. — Костры немаленькие. Хоть и в ямах, а видать шагов за сто…

— Inquisitorial[6]… — задумчиво пробормотал майор Боске.

— Что вы сказали? — непонимающе переглянувшись со штурманом, спросил командир экипажа.

— Так, просто… — отмахнулся тот. — Что будем делать?

— Вам решать, майор… — развёл руками, на мгновенье выпустив рычаг штурвала, командир. — По инструкции, мы должны вернуться, но, если вы всё же решите рискнуть… — он сделал паузу. — Препятствовать мы вам не будем. Это, кстати, тоже инструкция… — добавил он многозначительно, — устная. Только решайте быстрее, мы уже заходим…

— Мы прыгаем! — не задумываясь, вставил Мигель. — Только…

Командир экипажа обернулся на него вопросительно.

— Только протяните нас минуты три в сторону от площадки…

Командир понятливо кивнул:

— Лады, но на восток. Площадка на утёсе, труднодоступном со всех остальных сторон…

— Удачи! — похлопал Мигеля по брезентовой лямке парашюта штурман. — Поклажу, как договорились, сбросим секунд через десять после вас. Ищите прямо на юго-востоке, метров за двести пятьдесят — триста, не ближе…

Дверь грузового трюма отъехала на рычагах вдоль ребристого борта снаружи, лицо «выпускающего» стрелка-радиста обжёг хлёсткий ледяной ветер.

— Первый!.. — крикнул он было, задыхаясь от ветра, но, увидев сумрачный взгляд Мигеля, отступил от пусковой тали.

— Первый пошел! — скомандовал сам командир группы, и в черную бездну канул сапер Антонио Арментерос.

— Второй!

— Mama mia! — нарочито патетически вскрикнул пулеметчик Луис Мендос с немецким МГ на животе, со сколопендрой пулеметной ленты, уходящей через плечо за спину, и исчез в ночи, словно в небытии…

— Маmа рог ti nо combatira[7]… — проворчал, отстегнув карабин от штанги, старшина Алехандро Бара…

Когда, украдкой поцеловав серебряное распятие, последним из дюжины диверсантов кроме командира группы, разумеется, в неправильном овале двери показался радист Виеске, — глаза ему вдруг ослепила огненно-белая вспышка.

Луч прожектора высветил до мельчайших подробностей внутренность трюма за его спиной, выбелил смуглое лицо с детски-изумлёнными, расширенными глазами и непокорными вихрами, налипшими на лоб из-под кожаного шлема.

— Esta[8]! — вскрикнул Мигель, рефлекторно схватив юнца за плечо.

Тот обернулся.

В глазах Родриго были одновременно немой вопрос и твёрдость ответа, решимость и нерешительность и, как показалось майору… боль и укоризна, и… прощание: «а la guerra, соmо la guerra!»[9]