Крымский выбор

— Никакого страха в те мартовские дни у меня не было, но разве что в самом начале складывалось ощущение, что я «не догоняю» каких-то вещей. Однако не все оценивали ситуацию так однозначно. Позже, например, я узнал, что директор гимназии, в которой учится моя внучка — тогда в 3-м или 4-м классе, — дал строгую команду учителям ни под каким предлогом не выпускать ее на улицу одну и после уроков обязательно передавать родителям. А 28-го февраля мне с утра на городской телефон позвонила женщина, живущая в соседнем подъезде, и сообщила, что меня разыскивают двое мужчин в милицейской форме с автоматами. Я выглянул в окно, и действительно: двое милиционеров возле машины с мигалкой, соседка орет на них, мол, «ходют тут всякие, людей оружием пугают». Рядом с ними стоял водитель, который тоже набрал мой телефон: «Ефим Зисьевич, тут вас спрашивают!»

Я вышел на улицу и подошел к милиционерам узнать, в чем дело. На что один из сержантов мне заявляет: «Нам приказано обеспечить вашу охрану, в смысле безопасность!»

Я им говорю: «Ребята, езжайте по своим делам, не пугайте людей!» А они настаивают: «Но мы должны вас доставить до Верховного Совета!» В общем, договорились, что сопроводят они мой автомобиль до поворота с улицы Киевской в сторону парламента и разъедемся. Так мы и доехали до того места: они — впереди, мы — сзади, и больше я их не видел.

Я, как в прошлом военный человек, пожалуй, могу сказать, что ситуация тогда была не то чтобы рисковой или нерисковой, но она заводила и заставляла мобилизоваться, когда не хочешь идти в драку, а приходится.

6 марта, когда проект постановления о проведении референдума уже с двумя вопросами ставился на голосование, было странное ощущение: мозг толкает руку вперед к кнопке для голосования, а какая-то сила ее тормозит, потому что это решение полностью ломало нашу жизнь и сложившиеся стереотипы.

Константин Бахарев: