Крымское ханство XIII–XV вв.

Известия польских историков о том же предмете не отличаются ни большей полнотой, ни отчетливостью и определенностью: некоторые частности возбуждают недоумения и сомнение в их достоверности. Так, между прочим, у них рассказывается про столкновения татар с литовцами, относимые ими к 1331 году. Совершившееся тогда разбитие и угон татар под начальством трех татарских предводителей – Кутлубаха, Качибея и Демейтера приписывается у них литовскому князю Ольгерду. Одни ученые, как, например, профессор Мухлинский, принимают это известие за истинное[502]; другие же исследователи находят, что польские историки в данном случае напутали – что описанное ими событие имело место гораздо позже, а именно около 1396 года, и что главный герой его был не великий князь литовский Ольгерд, а только соименный ему полководец великого князя литовского Витовта. Покойный Брун, сводя разногласия источников по этому вопросу и высказав только что приведенное соображение, подкрепляет его довольно удачною ссылкою на Шлёцера. Последний в своей истории Литвы также говорит, что полководец великого князя Витовта, по имени Ольгерд, разбил около Дона трех выступивших против него ханов Крымского, Киркьельского и Манлопского, в которых, по мнению г. Бруна, нельзя не узнать поименованных польскими историками трех предводителей татарских орд – Кутлубаха, Качибея и Демейтера[503]. При этом случае г. Брун положительно уверен, что из разбитых Витовтом или его полководцем трех ханов «хан (sic) Крымский непременно долженствовал быть Кутлабуха, т. е. Кутлубуга», разумея выше упоминавшегося у нас Кутлу-Бугу, наместника крымского и посла Токтамышева к Ягайлу; что, далее, «султан Манлопский, т. е. Мангупский, мог называться Дмитрием, будучи христианином»; и что «ханом (sic) Киркельским не мог не быть основатель Гаджибея (нынешней Одессы), что не помешало бы нам видеть в нем некоего Бек-Гаджи, начальника племени Суткул, или Шюракюль, которому утвердил Токтамыш льготы, дарованные Тимур-Пуладом его племени»[504]. Но прежде чем безусловно согласиться с мнением г. Бруна, надобно обратить внимание на следующие обстоятельства, Ведь Кутлу-Буга, мы видели, был доверенное лицо Токтамыша и посредник в его сношениях с Ягайлом. Бек-Хаджи, глава племени Суткуль, как мы тоже доподлинно знаем, пользовался владельческими правами, основанными на тарханном ярлыке Токтамыша. Следовательно, оба эти человека должны были быть приверженцами и сторонниками Токтамыша, по крайней мере до окончательного уничтожения его власти и престижа любимцами и клевретами Тимур-Ленка, каковы были Идики и Тимур-Кутлук, которые одни только и могли хозяйничать в Крыму по удалении оттуда Бек-Пулада и Таш-Тимура. Сам же Токтамыш, как известно, до последней крайности поддерживал дружественные связи с князем литовским, у которого нашел покровительство и даже военную поддержку, не поправившую, впрочем, его плачевного положения и имевшую в результате полнейшее поражение при Ворскле в 1399 году. Теперь невольно возникает вопрос: каким образом Кутлу-Буга и Бек-Хаджи вдруг оказались супостатами друзей Токтамыша, литовцев? Это как будто не совсем в порядке вещей. Чтобы выйти из такого противоречия, следовало бы допустить, что оба эти татарские беки в короткое время, но не ранее 1392 года, когда Бек-Хаджи получил жалованный ярлык от Токтамыша, успели прозреть недалекую гибель своего патрона, заблаговременно передались на сторону его противников, вошли к ним в такое доверие, что получили в управление – один город Крым, а другой – Кыркор с их округами и, в качестве изменников Токтамыша и приверженцев и представителей нового тимуровско-идикиевского режима, подверглись нападению литовских войск и понесли поражение на Дону в 1396 году. В ту эпоху политической сумятицы могло быть и это, тем более что азиатам вообще недостает политической стойкости и всегда присуща готовность в критических обстоятельствах с легким сердцем становиться под знамя того, на чьей стороне очевидный перевес в могуществе и силе. Но едва ли не более вероятности может иметь следующее предположение, направленное не столько на оправдание догадки г. Бруна, опирающейся на шаткое основание созвучия имен действующих в историческом событии лиц, сколько на уяснение смысла и значения самого события в общем ходе истории татарского владычества в Крыму.