Крыс белый уссурийский

У Вали, похоже, новая жизнь наклёвывалась. Кто-то из этих двоих скоро клеиться начнёт. Ну, может быть, не так уж, чтобы сразу. Но что будет клеиться — верняк!

Толстенькие любят шустреньких.

— Здравствуйте, а где… Гена?

— Геннадий Михалыч?

— Ну, да…

— Он с утра уехал в командировку…

— А кто же мне пропуск выписывал?

Один из масляных поёжился. Второй как бы нарочно тянул паузу, разминая пухленькие губки. Ну, рожай уже, скотина!

Скотина отозвался буквально тотчас же.

— Вы, собственно, по какому вопросу?

— Я по поводу работы…

— Тогда возьмите, пожалуйста, направление…

Валя поверила не сразу.

— Меня… в уборщицы?!

— Как написано…

— Мне Гена… говорил, что есть вакансия… секретаря…

Глава 5 «Уборщица со знанием английского и мата»

Ой-ой-ой-ой! Только не надо так сильно вздыхать! Уберите от глазок платочки! Что плохого в должности уборщицы?

Сравнив маханье шваброй по коридорам и сиденье с матюгальником в автобусе, Валя пришла к выводу, что абсолютно ничего не потеряла, а, наоборот, выиграла.

Нагрузка на члены примерно та же: что гид, что уборщица бегают немеряно. Только гиду за каждое слово кирдык, а уборщице лишь пальчиком на висок покажут. И то за спиной, а то пошлёт гулять лесом…

В зарплате Валя вообще уполторанилась, со ста рублей повысилась до ста шестидесяти. Плюс премия. Плюс харч бесплатный. И сыр бесплатный Дуське. И не из мышеловки, а из рабочей столовой.

Излишне говорить, что дома у Вали тоже стала наводиться чистота. Раньше ей не до того было.

Но самый главный выигрыш — свобода слова. Мозг филолога быстренько припомнил всё, что нужно:

— Хы… Тилигентка сраная… А ты поедь у колхоз… да по колено в говне клевер пособирай!!!

Или:

— Ну, от шо с ними делать?! На хрен послать или шваброй охреначить?!

Фразеологический словарик длинный, но Вале с её профессиональной памятью держать такую массу выражений в голове ничего не стоило. Хотя, пользоваться абсолютно всем набором было лень. Самая ходовая и самая любимая Валина фраза была короче всех остальных.

— Женшына, шо ты сделала?!!

Если то был мужчина, ему полагалась ядовитая добавка.

— Ой, а вы таки мушшына? Звиняйте, тут свет плохой…

А то, что нюхать туалеты приходилось, так по работе гиду раз в три дня приходится с гальюнами в поездах общаться. Иногда, чем выслушивать жалобы туристов, хотелось схватить проводницкую швабру и быстренько всё убрать…

Валины молитвы были, наконец, услышаны. Теперь она махала шваброй много и с азартом. Так усердно вкалывала, что её даже повысили. И вывесили на доске почёта.

Мыла она как-то раз полы под своей фотографией, в смысле, под доской почёта, как вдруг:

— Простите, можно мне пройти? Я тут вам не очень натопаю? Я скраешку, ладно?

Валя хотела ответить: «Тилигент вонючий», но что-то в душе ёкнуло… Или бздикнуло, говоря совсем нормальным языком. — Ёсик!!!

— Простите?.. Вы меня знаете?

— Тебя выпустили? Досрочно?!!

— Откуда? Ой, это ты, Валюша!

После того, натурально, был самосуд. Представьте себе картину: в вестибюль гостиницы врывается Валя в рабочем комбинезоне, несётся к стойке администратора, отвешивает Лизону хорошую пощёчину. Самую лучшую в своей жизни. Даже любовники таких не удостаивались…

Затем были рыдания в каптёрке администраторов, что позади рисепшен. С подносом корвалола под самый нос Лизону Покаянному.

— Валюш, ну, ты прости меня… Бес попутал… Очень хотелось Вадимыча захомутать…

— И как? Захомутала?

— Он тут же на другой женился… Кстати, жена на тебя сильно смахивает…

Лизон икнула. Не понарошку. Вытерев слёзы, начала идеи генерировать:

— Ты сильно не расстраивайся, что-нибудь придумаем… Насчёт работы не знаю, а вот с хорошим иностранцем познакомлю… Замуж выйдешь… Щас с этим попроще стало…

Ах, Лизон, примитивная душонка, сама всю жизнь мечтающая о хороших иностранцах…

Валя, как могла, вкратце объяснила ей, что хороших иностранцев не бывает. Ну, разве что один-два на весь сезон попадутся, да и те, как правило, окажутся женатыми.

Лизон, однако, в такое верить затруднялась. Подозревала Валю в неискренности.

Валя иногда ходила на свидания, подстроенные Лизоном. Благо, начавшаяся перестройка освободила женщину от неусыпного надзора гостиничных режимников. Шёл 1988 год…

Гуляя с итальянцем, Валя, само собой, не только на подарочки рассчитывала.

— Марио, когда поженимся?

— Мне нужно посоветоваться с мамой…

Шляться-то шляются, но чтобы взять и жениться… Осторожные, твари.

Чаепитие в каптёрке, что позади рисепшен, обычно выглядело так: Лизон допрашивала Валю, а Валя отчитывалась.

— А со шведом этим у тебя как, с Ларсом?

— Ой, да ну их, этих шведов… Холодные, твари…

— Слушай, тут англичане заехали… Полная чума! С ними точно не соскучишься!

И Валя таки не соскучилась. С группой вышеупомянутых англичан она посетила один подвальчик. Где-то в новостройках.

Сначала в полумраке ничего не было видно, кроме большого белого бюста Ленина.

Кто-то невидимый врубил советскую песню:

«Лени-и-ин — это весны цветенье…

Лени-и-ин — это победы клич…

Славься в веках, Ле-е-енин…

Наш дорогой Ильич…»