Конечно, с сапёрами мне не повезло, не довезли, но и горевать не стоит, всё же километров сорок они мне скостили с пути, ещё пару дней пёхом топать, и вот он, Киев. Тут недалеко осталось, километров сорок примерно, и то, если по прямой. Думаю, сегодня успею ещё пройти километров пять, и можно на ночёвку вставать и насчёт ужина покумекать. Позавтракал я сегодня утром с парнями, обедом меня накормили в особом отделе армии, с которым мы работали и куда я ранее доставлял задержанных. Как раз успел поесть, перед тем как меня к сапёрам отправили, а вот ужина пока не было, да и живот напоминал, что пора поужинать, мол, хватит его обманывать водой.
После той речки я прошёл ещё километров шесть и, посмотрев на заходившее солнце, свернул в сторону рощи, что виднелась в километре от дороги; ночевать на обочине, как другие беженцы, я не хотел. Те, у кого ещё оставались силы, последовали моему примеру, но таких было очень мало. Добравшись до рощицы, я устроился особняком, на опушке, в стороне от других групп, и, ножом вырыв ямку, развёл костёр, подвесив над ним котелок. Воды тут негде было набрать, так что для чая я использовал воду из полной фляги, как раз пол-литра должно хватить, что-то проголодался. Сделав бутерброды из слегка зачерствевшего хлеба и тушёнки, я вскипятил воды для чаю, заварка у меня была. Немного, но всё же. Поев, стал пить чай вприкуску с сахаром. Меня так пограничники научили, и я уже не мог отделаться от этой привычки. Макаешь кусок сахара в чай и сосёшь, потом глоток делаешь из кружки. Привычка, что тут скажешь. Да и экономия заметная, чем сам чай сластить.
За всё время пути, что я прошёл пёхом, с момента расставания с сапёрами, ни одну попутную машину остановить не удалось. Не реагировали водители, хотя движение по этим полевым дорогам было, причём солидное. Основное шоссе-то забитое, вот тут и гоняли командиры свои машины. Были и транспортные колонны обеспечения, и санитарные, многих видел. Особо я не печалился, по времени успевал, и это главное.
После ужина, собравшись, я отошёл от костра, нашёл кустарник и, забравшись в него, нагрёб листья на постель. Там уже, завернувшись в пиджак и используя сидор как подушку, спокойно уснул. Уже совсем стемнело, да и устал я, так что быстро провалился в сон.
Проснулся я от крика, мне показалось, кричала женщина, и крик прервался так, как будто ей заткнули рот. Открыв глаза, я приподнялся на левом локте и, осмотревшись, прислушался. Уже было утро, посветлело, значит, можно собираться, однако и постороннего шума я больше не услышал. Быстро встав на ноги, вернее на четвереньки, ветки кустарника не давали встать в полный рост, и, держа наготове пистолет, я выполз наружу, оставив вещи на месте ночёвки, и снова прислушался. В этот раз я услышал далёкий говор и быстрым шагом направился туда. Крик мне не понравился, плохой крик. Понять, что в нём не так, я не смог, но не понравился он мне просто до жути. Двигался я от дерева к дереву, на миг замирая, как и учили меня погранцы, держа всё вокруг под своим вниманием, так что неизвестных заметил первым. Более того, смог подкрасться к ним практически вплотную, так как за округой они не смотрели вообще.
Быстро окинув взглядом то, что творилось на этом участке рощи, я только скрипнул зубами от злости и ненависти. Пары секунд мне хватило, чтобы осмотреться и понять, что тут произошло. Похоже, как наступило утро, группы беженцев потянулись к дороге, больше тут кроме нас, похоже, никого не было, а вот молодая женщина задержалась. Я её помнил, роскошная фигура, милое личико, да и шла она с двумя детьми. У неё было два узла, и особо помощи, как я понял, ей было не нужно, сама справлялась, тем более у них был велосипед. На нём обоих маленьких детей и узлы она и перевозила. По сравнению с другими группами – обеспеченная.
Так вот, быстрый осмотр дал мне понять, что тут произошло двойное убийство, а женщина подвергается насилию. Трое мужчин лет от двадцати до тридцати пяти, по виду из крестьян, а по говору откуда-то из западных областей, разложили беженку на траве.
Этих троих среди беженцев, что шли вечером к роще, я не видел, но по говору – они называли пострадавшую «жинкой красного командира» – понял, что они из западенцев. Нам на посту уже не раз такие встречались, что с ненавистью на нас поглядывали и со скрытой радостью на убитых при авианалётах. Сколько таких задержанных я перевозил в кузове машины, сдавая, и не вспомнить. Вот тут развлекалась очередная такая группа.