Крыс

Я поставил лейтенанта на ноги, дал ему напиться из фляги и шёпотом велел ему идти следом за мной, тот ухватился за сидор и так и шёл, как на привязи. Пока шли, он более-менее пришёл в себя, даже меня узнал, удивившись, что я тут делаю. Так что нас встретили ошарашенные погранцы и бойцы НКВД. Егоров считался нежильцом, а тут пришёл сам. Ему тут же выдали бутерброд с салом и стали вводить в курс дела. Шепот по всему лагерю стоял. Судя по тому, что немцы особо не реагировали, это обычное дело.

– Калмык умер, – хмуро сказал я и сел рядом с Васильевым. – Не пережил лечение лейтенанта.

– Хвала ему, благое дело сделал шаман, – с большим уважением прошептал старшина.

Подготовка заняла больше часа, после чего старшина шёпотом велел мне следовать за остальными. Так как я сил особо не потерял, был свеж и здоров, то мне поручили нести одного из раненых. Их несли самые сильные, носильщиков по двое было, те, кто ранен легко. В общем, стараясь попасть в промежутки между работами прожекторов, мы добрались до колючей проволоки, но не с той стороны, где вдали находился лес. Он был справа от нас. Причём мне казалось, что тут были все погранцы и бойцы НКВД… Кто же тогда занимается ликвидацией охраны? Да и сало ушло всё, похоже, парни с другими пленными поделились. У меня только три кило в сидоре осталось. НЗ.

Поинтересоваться я не успел, вдруг у палаток загрохотали гранаты, рядом захлопал наган, какой-то командир из револьвера расстрелял часовых на вышке и сейчас судорожно перезаряжался. Ещё было четыре парных патруля, что ходили вокруг лагеря, они тоже были на стрелках. Оказалось, всё огнестрельное оружие и гранаты Егоров и старшина отдали другим пленным, организовав атаку. Командиров тут много, вот старший из них всем этим и командовал. Да и одни кусачки им пошли, перекусить проволоку на воротах, а вторые, что были при нас, уже были использованы. Ещё до атаки сюда были направлены двое погранцов, которые тайком проделали проход, так что мы почти не останавливались.

Всё же я не зря выдал Васильеву нож. Когда мы пересекали проход, один из бойцов крикнул:

– Старшина!

Со стороны к нам на свет от прожектора выскочил один из охранников парного патруля, второго почему-то не было. Мелькнул нож и вошёл в тело немца. К нему сразу метнулись двое, сняли оружие и пояс с боезапасом, даже сапоги стянули. Многие из пленных не имели обуви, видимо, немцы забирали хорошую, оставалась в основном рванина.

Нести – да ещё в быстром темпе – раненого было тяжело, ткань шинели так и выскальзывала из рук. Но чуть позже стало легче, к нам присоединились ещё двое. Я с интересом крутил головой. Боец с немецким карабином прикрывал нас, отходя следом, а мы уходили в ночь, свернув к лесу. Через проделанный нами проход волнами выбегали бойцы и командиры, разбегаясь в разные стороны, некоторые бежали за нами, но таких было немного. На вышках было видно шевеление, самые умные или хитрые полезли за оружием, а там ведь и пулемёты были.

Меня чуть позже освободили от переноски раненых, Егоров затребовал к себе в передовую группу.

– Где схрон? – быстро спросил он.

– В ту сторону, – указал я, сориентировавшись.

Ночью, конечно, было плохо видно, но в некоторых местах я заметил верхушки высоких деревьев, по ним и ориентировался. Эти три километра мы преодолели на одной силе воли. Вошли на опушку, кстати говоря, как раз у замаскированной в глубине леса «полуторки». К моему удивлению и радости, она была на месте, на вид целая, я мельком пробежался, подсвечивая фонариком. Действительно целая.

– Рабочая, на ходу? – спросил подошедший Егоров.

– Должна, – рассеянно ответил я.

– Откуда она тут взялась?

– Так это моя, – несколько удивлённым тоном ответил я. – После нашего расставания парней раненых я отвёз, в санитарный эшелон до Москвы посадил, а потом эту машину, брошенную на дороге, нашёл. С одним интендантом пару дней ездил, продовольствие возил, потом он где-то сгинул, а я вернулся сюда и спрятал машину. Неразбериха вокруг, сгинуть, как интендант, легко, вот и решил переждать. Я же тут раньше до войны работал, девчина знакомая была, вот и заховался у неё… на пять дней. А тут вышел на улицу, немцы вокруг, затихарился, пока войска шли, ну а потом решил двинуть к нашим. Вас в лагере увидел, вот и решил помочь. В принципе всё, так что моя это машина, не сомневайтесь, шестой день тут стоит.

– Понятно, – хмыкнул лейтенант и вошёл в световое пятно от фонаря.

Тут впервые свет фонарика осветил его лицо, и стоявший рядом Васильев отшатнулся, с изумлением глядя на Егорова.

– Надо же, действительно омолодился, – нарушил я тишину. – А я не верил этому шаману.

Мои слова прорвали тишину, заговорили все и разом, никто удержаться, не мог. Все не понимали, как такое возможно, и были изумлены.

– Тихо! – рявкнул Егоров. – Старшина, займись охранением и выдели бойцов, что схроном займутся.

– Есть, – козырнул тот.

Лейтенант забрал у меня фонарик и, подойдя к кабине, глянул на своё отражение в зеркале заднего вида.