Как я понял, Мишель неожиданно вернулась в палату прошлым вечером: перекусила в больничном кафе и решила еще раз взглянуть на Гордона, прежде чем идти домой. В палате стоял полумрак, светились только ночник да луна в окне. Сначала Мишель не заметила ничего необычного. И если бы кто-то вдруг не захихикал, она могла бы уйти, так и не сделав своего открытия.
– Господи, это было так… так… – Не найдя подходящего слова, Мишель зашипела, брызгая слюной.
– Как – так? – уточнил я.
Хорошенькое же было дельце, если даже Мишель не может подобрать слов!
– В общем… тут был мужчина. Лет пятьдесят с чем-то. Может, шестьдесят. Рак предстательной железы. Лежал тут, на полу.
Мишель кивнула на блестящий голубой линолеум за кроватью Гордона, под окном. Знакомое местечко. Когда я приходил к Гордону поздно вечером, то сам часто сидел там, прислонясь к стене. Туда попадал лунный свет; единственный уголок в палате, где можно было забыть, что ты в больнице. Как раз в прошлое полнолуние сестра Крисси помогла мне подкатить туда кровать с Гордоном, и лунный свет падал ему на лицо. Подсвеченный луной Гордон лежал как Тутанхамон двадцать первого века.
– Он… был с женщиной, Стори.
– И?
– А ты как думаешь?
– Они что, занимались любовью?
Мишель нетерпеливо втянула воздух.
– Они спаривались, Стори. Совокуплялись.
Мишель умеет найти слова, которые на корню убивают всякое чувство. Меня до сих пор шокирует ее вульгарность. Мишель непримиримый борец против «нежностей».
– Так-то вот, Стори! Они занимались сексом в больнице. На полу. При коматозном больном. – Мишель чеканила каждое слово. Ей требовалось, чтоб я проникся таким же отвращением, как и она. – Оба совершенно голые. Она тоже старая, его возраста. Вроде бы жена. Бог мой, только представить…
Она зажмурилась. Видно, освежала память.
– Все было видно. Луна светила прямо на его… Хотя тебе не интересно.
– И что потом?
– Разумеется, я нажала экстренный вызов. И через какое-то время – кстати, очень долгое – явилась медсестра. Постарайся не попасть сюда с сердечным приступом. Эту их кнопочку я бы назвала «приду когда захочу», а не «экстренный вызов»! Пока она дошла, любовнички уже смотались. Спрятались в другой палате. Я хотела вызвать полицию, но все сговорились покрывать эту парочку. «Жертва рака». «Плохой прогноз». «Очень болен». Ля-ля-ля. Куча оправданий. Уши вянут слушать. Я им сказала: «Если ты умираешь, это еще не значит, что можно вести себя как животное. Или теперь не модно умирать достойно?» Мишель подхватила сумку.
– Я думаю, это еще не все. Женщина, которая разносит чай, кое-что мне порассказала. Похоже, вчера был не первый раз. Представляешь? – Тут Мишель остановилась, потрясла головой и поморгала, будто вдруг поняла, что всеобщая глупость заразна. – Господи, кого я спрашиваю!
Позже, в больничном кафе, Тайте сделал мне вполне приличный кофе – три четверти сливок, – и я подсел за дальний стол к Марии. Она тонула в квитанциях и кассовых чеках. Мария вечно занята бухгалтерией.
Она уже знала про ночных визитеров в палате Гордона (Мария знает все). Да, Мишель не ошиблась. Это был не первый раз.
– Каждую ночь. Иногда дважды за ночь. – Мария улыбнулась. – Всем бы так.
Судя по всему, Фатима – продавщица чая – разнесла по больнице весть про Гордонов стояк. И народ потянулся к нему в палату – увидеть чудо собственными глазами. Очевидцы заверяли, что его жезл наделен великой силой.
– Хочешь сказать, член моего брата теперь вроде как святыня? – Это не укладывалось у меня в голове. – И к нему идут паломники?
Мария перекрестилась и улыбнулась. На миг темные мешки у нее под глазами разгладились и в улыбке проглянули Неаполь, Софи Лорен, загорелые ноги, черные летящие юбки.
– Говорят, в нем сила, Арт, – шепнула она. На ее груди блеснуло золотое распятие. Она сделала большие глаза. – Люди зовут его «Лурд любви».
Лурд любви? Палата 417 – храм? Мой брат – монах-чудотворец?
Многое встало на свои места. Я вспомнил, сколько раз заходил к Гордону и заставал там парочки студентов-медиков – опустив головы, они нервно листали его карточку. Как-то вечером там ковырялись медсестрички – шарили под кроватью, якобы искали пропавший градусник. И еще я вспомнил кое-что про Сандру и Тони.
Всего пару дней назад я застал их практически в шкафу с одеждой Гордона. В тот момент я слегка удивился, но Сандра только улыбнулась и прошмыгнула мимо меня за сумочкой. Тони провел пальцами по притолоке, будто проверял, нет ли пыли.
– Наводим чистоту, Артур! Эти больничные халтурщики дня не продержались бы у меня на фирме.
Я прокрутил в памяти ту сценку. Мне показалось – или Тони в дверях и правда потрепал Сандру по прикрытому юбкой тощему заду? И разве в ее улыбке не было чего-то такого, чего я никогда раньше не замечал?
На другой день я сидел в кабинете Гордона. Я раньше времени приехал на пятый сеанс с Джули (что странно для меня), а она опаздывала (совсем уж странно для нее). Меня слегка поташнивало от шестой – за неполный час – сигареты. Пора бросать.