Крыса солнце жрёт. Книга 1

– Генерал, вот тут граф Фокс жалуется, будто ваш знаменосец незаслуженно оскорбил его. Передал ваш, полный гнева, приказ поторапливаться с организацией нашего дальнейшего похода уже тогда, когда все было как раз готово. Ваши люди плохо осведомлены?

Не моргнув глазом, Альберт ответил:

– Если кто-то и осведомлен плохо, так скорее сам граф Фокс. Приказ был ясен и четок. Как только все будет готово, сообщить мне. Раз люди графа Фокса не успели сделать этого до того, как к ним явился капитан Шварц, чтобы выразить мое недовольство, то это значит только одно, ваша светлость. Что граф Фокс просто не успел выполнить свой долг. Кстати, – генерал Кёниг холодно посмотрел по сторонам, – многие почему-то решили прыгнуть выше головы и побежали сразу с докладами именно к вам, маршал, хотя если мне не изменяет память, как раз для укрепления порядка в армии светлейшим королем Готфридом был принят Закон о военных званиях в Великой Унии. Я ошибаюсь?

Многие поежились. Графа Кёнига боялись. Мало кто смел бы бросить ему открытый вызов. Этот человек, очень щепетильный в вопросах чести, всегда мог постоять за себя сам с мечом в руке, и далеко не каждый мог оказать ему достойное сопротивление.

Джейкоба Фокса уже не было рядом с герцогом. Хитрый, но пугливый граф, постарался затеряться среди людей, наполнявших шатер, бормоча под нос какие-то извинения.

– Впрочем, ваша светлость, – продолжил Альберт, – все это я списываю лишь на то, что нововведения, даже самые лучшие, не сразу приживаются в государствах. Порой это длится даже несколько поколений.

Герцог Виртленда громогласно расхохотался.

– Ладно, Альберт, хорош! От твоей кислой мины меня тошнит! Я специально порой вступаюсь за этих так называемых вояк, чтобы ты сам поставил их на место.

Лицо Кёнига даже не дрогнуло. Они с Роджером были друзьями детства, оба уже уверенно подходили к своему пятидесятилетию, но Альберт не считал, что стоит показывать это при всех. Особенно в такое время. Особенно при таких обстоятельствах. Но возразить граф не мог. Он свято соблюдал все, что предписывало ему его доброе имя. Следовательно, он должен был служить королю и исполнять его законы. В данном случае, когда говорит столь высокопоставленное лицо, ему надлежало молчать.

Насмеявшись вдоволь, герцог Гудман, провозгласил:

– Ладно, хватит надрывать живот! Мы в общем-то готовы. А стало быть, можно направить послание герцогу Правскому и ждать от него приказа двигаться. Рэйф! Давай-ка, ты займись этим. Мои личные слуги мне еще самому пригодятся.

Эти слова болью отозвались в сердце Альберта фон Кёнига. Он не любил Ференца Сепрентоса и очень жалел, что король провозгласил именно его верховным командующим Сухопутными боевыми силами в этом военном походе. Еще меньше графу нравилось, что Роджер всегда во всем соглашался с влиятельным правийцем. Альберт не доверял наместнику Юга и правильно делал. Если Кёнига боялись за его отвагу, силу и благородство, то герцога Правского боялись еще больше за его изощренный ум, коварство и легкое отношение к вопросам справедливости и добродетели. Живая гадюка, готовившаяся к броску, внушала меньше трепета, чем змея, украшавшая герб Сепрентосов.

– Ну что ж, а раз так, – продолжил маршал, – то пора всем расходиться. Кроме вас, генерал! Вы мне как раз еще понадобитесь. Ваши люди, кстати, могут также подождать вас вне шатра. В компании моих людей, например. Шевелитесь! Оставьте нас наедине, наконец!

Когда в шатре остались только двое, Роджер Гудман наполнил еще один кубок пивом.

– Выпей со мной, Альберт! А то от скуки я подыхаю. Эх, Всемогущий, все-таки на войне было веселее!

– Я не думаю, Роджер, что война – это веселое занятие. Люди гибнут.

– Это единственный минус войны. Но посуди сам. Чем нам еще заниматься?

– Строить сильное государство и служить королю.

– Опять нудишь, – герцог Виртленда печально осмотрелся. – Давай, пей.

– Я не пью.

– А вот и нет! Я старше по званию! Я приказываю, пей.

Генерал нехотя пригубил. Пиво было теплым и невкусным. Для непьющего человека, так просто омерзительным. Роджер вновь рассмеялся.

– Нет! Все-таки, с тобой порой весело. Ты так помешан на всей этой своей чести, субординации и прочей ахинеи, что издеваться над тобой одно удовольствие.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – Альберт недовольно отвернулся. Он стер рукой, оставшуюся на черных усах и бороде пену, поставил кубок и сел на ближайший стул. – Я скажу тебе, что ты зря все пускаешь на самотек. Король придумывает законы, и их надо исполнять. Если мы, приближенные к его величеству, не выполняем свой долг, то как это будут делать другие? А потом вот еще что… Ты говоришь про войну, но привыкшему человеку убивать легко, для него это становится забавой. Даже для тебя, по натуре, самого обыкновенного и доброго простака из всех, что я видел.

– Ну это же развлечение! Как охота, например. Я не убивал женщин и детей, стариков и калек. И своим солдатам запрещал это делать. В чем я провинился? А вот убить воина в настоящем бою – это проверка на вшивость. Это азарт! Так что я не стыжусь.