Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев

Андрей Добров Крыса в храме: Гиляровский и Елисеев

© Добров А., текст, 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Вступление

Все персонажи являются вымышленными, а события эти никогда не происходили.

Итак, представьте себе Москву 1901 года. Лето, жара, горожане переехали жить за город, на дачи… Казалось бы, как тут думать о плохом, если в небе ярко светит солнце, толчея на улицах ушла в прошлое и хочется одного – растянуться на берегу реки в тени ивы или другого какого дерева? Увы, как часто самые страшные новости приходят вот в такие ясные и вполне счастливые дни.

Глава 1. Единственный посетитель

– Вы слышали? У Тестова закрыто! С самого утра швейцар никого не пускает. Говорит, какой-то господин из Петербурга заплатил Тестову, снял для одного себя весь ресторан и сидит там как сыч, пьет водку! У подъезда – экипажи, народ рвется внутрь, а никого не пускают. Скандал!

– Да как же не пускают? К Тестову?

– Целый ресторан снял! Это за какие же деньги?

– Тыщи…

– Вот-вот! Я мельком слышал – сам Елисеев из Петербурга заявился. Стройку свою инспектирует.

– Чудит!

Такой диалог я услышал, сидя на скамейке Тверского бульвара возле самого памятника Александру Сергеевичу. Один из говоривших бросал на меня завистливый взгляд – я занял единственную скамейку, которая была расположена в тени дерева, и отдыхал от жары. Второй из говоривших прикрывал голову газетой, а шляпу держал в руке и энергично ею обмахивался. В нескольких шагах от них плавилась от летнего солнца, орала во всю глотку, стучала копытами и громыхала колесами Тверская. Голуби, издавая страстное курлыканье, все ближе подбирались ко мне, ожидая хлебных крошек – они даже покинули свой любимый насест – голову бронзового Пушкина.

Вот так так, подумал я, неужели действительно сам Елисеев?! И для чего ему понадобилось такое роскошное уединение? Снял бы кабинет, чтобы не тревожили.

Конечно, я мог бы забыть о подслушанном разговоре, немного понежиться в теньке, прежде чем идти к себе в Столешников переулок. Но мое всегдашнее любопытство, конечно же, довольно скоро разыгралось настолько, что я, проклиная жару и себя, и всех вокруг, встал и пошел к стоявшему у обочины извозчику. Ну съезжу, просто одним глазком посмотрю на этого занятного господина.

Ехать было недалеко – на угол Театральной и Воскресенской, где в здании гостиницы «Континенталь» помещался знаменитый в те годы трактир Тестова. У парадного входа действительно стояло несколько купеческих экипажей, владельцы которых, вероятно, укрывшись в тени пологов, раздраженно ждали объяснения такому безобразию. Растолкав двух молодых мужчин в светлых летних костюмах – вероятно, управляющих или спутников тех, кто сидел в экипажах, – я уткнулся в бороду дородного швейцара, который, узнав о моем твердом намерении пройти внутрь, попытался меня остановить сообщением, что заведение закрыто. Но я просто отодвинул его в сторону и начал подниматься по высокой лестнице, которая вела в залы трактира. Однако наверху мне встретилась новая преграда в виде двух господ плотного сложения в аккуратных темных костюмах.

– Туда нельзя, – сказал один из охранников.

– С какой это стати? – спросил я, ослабляя узел галстука – на лестнице было еще более душно, чем на улице.

– Занято.

Тут в зале появился старшина половых Кузьма Павлович – он не раз потчевал меня и моих гостей тестовскими деликатесами, и я окликнул его:

– Кузьма Павлович! – крикнул я. – Что ж тут такое? Не пускают!

Охранники шагнули ко мне, и я покрепче взялся за свою трость, кивнув на ее массивный набалдашник.

Кузьма остановился, посмотрел в мою сторону, как бы в нерешительности, а потом сорвался и быстро подошел.

– Владимир Алексеевич, – обратился он ко мне, выглянув из-за спин охранников. – Бога ради! Не могу!

– А что такое?

Охранники нервно переглянулись.

– Шли бы вы отсюда, господин хороший, – сказал один из них.

– А кто хоть там? – спросил я громко Кузьму.

Тот умоляюще замотал своей белой бородой и сделал движение назад, собираясь убежать. Но в это время из зала появился еще один персонаж – в клетчатом английском пиджаке с зализанными назад волосами и коротко стриженными военными усами.

– Что за шум? – строго спросил клетчатый.

– Вот этот рвется, – отрапортовал охранник.

– Гони!

Я рассердился по-настоящему.

– Кого это гони? – прорычал я. – Сам-то кто такой?

– Гони-гони, – холодно, не обращая на меня никакого внимания, скомандовал клетчатый.

Охранник растопырил руки, как будто собирался ловить рвавшуюся вперед лошадь.

– А ну, давай, топай отсюда!

Кузьма Павлович, бросив на меня взгляд, полный сожаления, быстро направился в зал.

– А ну, пошел! – охранник уже пытался отжать меня всем корпусом, но не на таковского напал. Я с силой толкнул его вперед, и он упал спиной, увлекая за собой своего напарника.

– Ах ты гад! – закричал упавший.