КРЫсавица (СИ)

Диего приподнялся на сиденье, окинул взглядом пыльную дорогу, по которой они ехали, да так и замер, напряжённо всматриваясь в группу всадников, появившихся на дороге и резвым галопом скачущих к массивным воротам крепости. К слову сказать, ворота были гораздо внушительнее самого здания, которое не смогло бы выдержать не только многодневной осады, но и простой атаки. Даже очень малочисленный и плохо вооружённый индейский отряд, вздумай он напасть на Лос-Анхелес, без труда смог бы захватить крепость, в которой с самого момента основания города располагалась комендатура с небольшим военным гарнизоном и тюрьмой.

— Бернардо, — негромко окликнул друга Диего, — смотри, уж не дона ли Рамиреса везут солдаты?

Индеец коротко кивнул, его обычно бесстрастное лицо омрачилось.

— Почему они забрали старика Рамиреса? — прошептал Диего, не отводя взгляда от приближающихся стражников.

Бернардо пожал плечами, крыса фыркнула и сладко зевнула, намекая, что для ареста не нужен законный повод. Достаточно желания арестовать. И вообще, сколько можно торчать на солнцепёке, пора ехать дальше! Но Диего накрыл крысу ладонью и окликнул всадников, стараясь придать своему голосу приветливое удивление:

— Доброго дня, сеньоры! Доброго дня, дон Рамирес! Странно видеть Вас со столь необычным сопровождением!

— Ох, дон Диего, много странного увидите Вы в Лос-Анхелесе, — покачал головой изборождённый морщинами старик, чьё лицо помимо его воли исказила гримаса боли. — С тех пор, как умер старый комендант, закон покинул наши земли…

— Молчать! — рявкнул ехавший рядом со стариком солдат и угрожающе прорычал Диего. — С арестованным запрещено разговаривать!

— Арестованным? — удивлённо округлил глаза Диего, словно до этого не замечал связанных рук старика. — Помилуй бог, но в чём Вы обвиняете дона Рамиреса?

— В государственной измене, — рявкнул солдат и шлёпнул ладонью по боку коня, на котором сидел старик. — Шевелись!

Всадники один за другим скрылись в воротах крепости, подняв на дороге густое облако пыли.

— В государственной измене, — прошептал Диего, — да быть такого не может! Старик Рамирес истово предан короне и народу.

Бернардо кивнул, не поднимая взгляда от зажатых в руке поводьев.

— Ладно, поехали, — Диего откинулся на спинку сиденья. — Дома разберёмся, что к чему.

Крыса, которую де Ла Вега по-прежнему накрывал ладонью, отчаянно завозилась и гневно запищала, требуя, чтобы ей вернули свободу.

— Прости, малышка, — Диего криво улыбнулся, незряче глядя на крыску, — сама понимаешь, не до тебя было.

А вот этого говорить точно не стоило. И так-то пребывающая в паршивом состоянии духа крыса окончательно взбеленилась и, что-то яростно пища и даже шипя, прыгнула в клетку звучно хлопнув дверцей. Крыска думала, что её немедленно начнут утешать и успокаивать, но Диего каяться и посыпать себе голову пеплом не собирался. Ему сейчас было совсем не до крысиных причуд.

***

Диего

Возвращаясь домой из Испании я думал, что меня ждёт привычная сонная тишина родного городка. Жалобы на нового коменданта я всерьёз не воспринимал, на власть всегда жалуются, это традиция такая. Прошлого коменданта тоже обвиняли в том, что он суров и излишне въедлив, а как ворчали на отца, пока он был губернатором Лос-Анхелеса! Наблюдения за солдатами в порту поколебали мою веру в то, что всё не так уж плохо. При покойном коменданте солдат редко можно было увидеть вне стен крепости, делами таможни руководила светская власть во главе с губернатором. Сейчас же солдаты вели себя как захватчики на совсем недавно покорённой территории: задирали мужчин, обменивались сальными репликами в присутствии женщин, а иногда не ограничивались и словами, пуская в ход кулаки. Комендант своих солдат не останавливал, хотя прекрасно видел, как они себя ведут. Сначала я решил, что капитану Гонсалесу просто безразлично, как себя держат солдаты, но после беседы с ним понял, что всё это не результат небрежности и попустительства, а тонкий расчёт. Капитан сознательно запугивал жителей Лос-Анхелеса, подминая власть под себя. Дон Рамирес, видимо, попытался протестовать, вот его и арестовали.

При воспоминании о старом соседе меня накрыла волна дикого первобытного гнева. Я резко втянул воздух через плотно стиснутые зубы, пытаясь совладать с собой. Сидящая у меня на коленях крыска тревожно пискнула и приподнялась на задние лапки, заглядывая мне в лицо.

— Не переживай, малышка, — я погладил шелковистую шёрстку, даже улыбку попытался изобразить, — всё хорошо.

Крыса выразительно фыркнула и, проворно вскарабкавшись мне на плечо, защекотала усами ухо. Видимо, я совсем мрачный сижу, раз крыса меня успокаивать стала. А выдавать своих чувств нельзя, я же праздный щёголь, для которого нет большей печали, чем вышедший из моды камзол. Я глубоко вздохнул, прикрыл глаза, мысленно набрасывая лассо на вышедшие из-под контроля чувства.

— Не волнуйся, малышка, — я легонько похлопал крыску по тёплой спинке, — я в порядке.