КРЫсавица (СИ)

Крыса упрямо молчала, демонстративно не глядя на Диего и всем своим видом изображая оскорблённую невинность. Бернардо, который первым испытал угрызения совести (взрослый сильный мужчина, а жаловался на девчонку, как маленький!) примиряюще положил ладонь на плечо Диего.

— Вот упрямое создание! — расхохотался Диего, чей гнев схлынул подобно океанской волне. — Ты только посмотри на неё, Бернардо, ну прямо святая Каталина, только нимба для полного сходства не хватает!

Бернардо укоризненно покачал головой и, убедившись, что крыса надёжно заперта в клетке, бесшумно вышел из комнаты.

***

Диего

Итак, сеньорита крыска действительно оказалась оборотнем, в лунном свете превращается в девушку. Надо будет сегодня вечером дождаться её превращения… Хотя нет, сегодня сеньорита проведёт вечер в клетке, слишком плохо себя вела. Я задумчиво лизнул укушенный крыской палец и негромко рассмеялся. Что и говорить, у малышки характер настоящего воина, только вот отделять друзей от врагов она не умеет. Или не хочет? Зачем она издевалась над Бернардо, чего ради? Падре Антонио говорит, что у любого действия есть причина, часто скрытая от глаз, порой неосознанная, но есть всегда. И что двигало этой сеньоритой? Желание показать свою власть? Я сердито хмыкнул, закинул руки за голову и украдкой бросил взгляд на стоящую на столике клетку. Крыса спала, свернувшись в клубочек и трогательно обвив себя хвостом. О какой власти может идти речь, если эта малышка превращена в крысу! Она даже не человек, по крайней мере, большую часть времени! Я резко повернулся на бок, отбросив одеяло. Ладно, допустим, у сеньориты просто дурной нрав, за который её и превратили в крысу, в конце концов, меня это совершенно не касается. Угу, не касается, как же. Я подобрал эту крысу, привёз её к себе в дом, значит, нравится мне это или нет, несу за неё полную ответственность. Я сердито перевернулся с боку на бок так, чтобы была видна клетка. Крыса по-прежнему сладко спала, чуть подрагивая лапками во сне, словно бежала куда-то. Интересно, что ей снится?

Крыса отчаянно запищала, задёргалась, словно у позорного столба, но глаз не открыла, не в силах вырваться из цепко вцепившегося в неё кошмара. Я потянулся к клетке и хотел уже вытащить крыску, как она внезапно распахнула глаза, истошно запищала и даже не дожидаясь, когда дверца полностью откроется, бросилась ко мне, царапая коготками кожу, взлетела на плечо и замерла, уткнувшись мордочкой мне в шею, жалобно попискивая и отчаянно дрожа.

— Тш-ш-ш, успокойся, малышка, — прошептал я, накрывая трясущееся как в лихорадке бархатистое тельце ладонью, — это был всего лишь сон.

Крыска перестала трястись, продолжая негромко судорожно всхлипывать и попискивать.

— Маленькая моя, — я бережно прогладил всё ещё напряжённую спинку, почесал пальцем за ушком, — вредная крыска. Не бойся, я никому не дам тебя в обиду.

Крыска завозилась, устраиваясь поудобнее, утыкаясь холодным мокрым носом мне в шею. Я бережно, придерживая зверюшку ладонью, опустился в кровать, решив, что даже если не усну, то просто полежу тихонько, чтобы крыску не тревожить. Надо ей, кстати, имя какое-нибудь дать, жаль, Бернардо не спросил, как её зовут, когда она девушкой стала. Хотя Бернардо тогда не до светских церемоний было, девица-то с нравом необъезженной кобылицы оказалась!

Я усмехнулся, пытаясь представить разгневанную красотку, и опять погладил бархатистое тёплое тельце, доверчиво прижавшееся ко мне. Спи спокойно, малышка, обижать тебя — моя привилегия, никому другому я этого не позволю. Я даже сам не заметил, как медленно погрузился в густые, наполненные чуть слышными вздохами и шепотками волны сна.

Падре Антонио говорил, что ни один поступок, добрый или худой, не остаётся без воздаяния. Если человек совершит что-то дурное, его обязательно ждёт кара, причём вдвое большая совершённого им проступка. Благое дело, по утверждению падре Антонио, также вознаграждается вдвойне, правда, в отличие от неприятностей, благие дары регулярно запаздывали. Однако в этот раз чудеса не заставили себя долго ждать.

Я проснулся от того, что Бернардо яростно тормошил меня за плечо.

— Чего тебе? — промычал я, вяло отмахиваясь от друга и делая попытку спрятать голову под подушку.

Бернардо, неслыханная дерзость, выдернул подушку и яростно замахал руками, указывая на дверь. Я насторожился и услышал сдержанный стук и голос отца:

— Диего, можно к тебе?

Отец?! И что ему надо, интересно?

— Да-да, входи! — крикнул я, приподнимаясь и повыше взбивая подушку. Пусть отец видит, что я ещё в постели, для светского щёголя выходить из комнаты раньше обеда — дурной тон.

— Ты ещё в постели? — отец укоризненно покачал головой и тут же встревоженно нахмурился. — Может, заболел?

— Нет, я прекрасно себя чувствую, — я не сдержавшись зевнул и с наслаждением потянулся. Спящая на подушке крыса дёрнула ушком и недовольно пискнула.

— Интересный у тебя крысёныш, — усмехнулся отец, с таким интересом глядя на крысу, словно впервые её увидел, — откуда?