Впрочем, почему «где-то»? Просто жаль. Кроме того, с Мэгги можно было не прятать свою натуру. Уж она его знала как… как облупленного. Знала, боялась — и уважала. С ней вместе удавили её подружку, Вальку, надумавшую шантажировать… Помогла и с Ромой, с «золотым буратиной». И с ней можно было говорить откровенно. Ну, почти. Тоже… артистка. С кем теперь общаться?.. С Попрыгайлой этим, с ополоумевшим в деревне Мунделем?..
Артист вздохнул.
За его спиной так же вздохнула толстуха. Но у неё был свой повод. Что Мэгги скоро умрёт, это и так понятно. Главное, чтобы не подселили никого. Целая отдельная комната освободится! — можно будет перебраться сюда с мужем; а дочка с бабкой пусть там; а то ютимся все в одной комнате, а она тут роскошествует!.. Да, одеяло опять-таки можно будет забрать; и подушку. И перину; только постирать всё. Она же проссала там всё; и течёт с неё… а пришлось отдать своё — ах, так больно и обидно было отдавать бабкину хорошую перину, и подушку, и одеяло… а что делать? Сказали — всё самое лучшее, а то пожалеете. Понятно, что «пожалеть» не захотелось… Ну ничего; она уже скоро — ну, день, ну два. И можно будет забрать. Хорошее одеяло; а подушка какая! Лучшая бабкина подушка. А она на неё розовых слюней напускала; и тушью своей ещё умазюкала, дрянь опереточная. Ну ничегоооо… скоро уже. Скоро.
Услышав вздох за спиной, Артист лишь чуть повернул в сторону подбородок и вполголоса скомандовал:
— Форточку — открыть. И — пшла отсюда. Будешь подслушивать — пристрелю.
От потока свежего воздуха, разогнавшего прелую вонь, Мэгги открыла лихорадочно блестевшие глаза.
Артист прикрыл за вышедшей толстухой дверь; подвинул стул, сбросив с него какое-то барахло, к кровати; уселся на него.
— Н-н-ну? Как ты?
Мэгги растянула губы в резиновую улыбку:
— Fine.
— Я вижу. Бывало и лучше, а? Звала?
Мэгги выпростала из-под одеяла дрожащую руку, указала на пустой стакан на табурете рядом с постелью:
— Будь добр, налей воды, вон, с банки… у этой твари не допросишься, хоть вся изорись. Только что дочка её…
Он налил, подал ей; Мэгги взяла стакан, взяла с табурета же небольшой пузырёк и отсыпала из него немного в стакан белого порошка, заклубившегося в воде. Залпом выпила.
— Кокаин. — ответила на его незаданный вопрос, — Не знал? Да. У меня был… есть. Вот… видимо, на такой вот случай. Как знала. На нём только и держусь… пока. Но сегодня — всё. Надоело. Да и смысла нет…
— Хорошее дело! — одобрительно кивнул Артист, одобряя непонятно что: то ли наличие кокаина, то ли решение наконец уйти из жизни, — Нужное дело. Правильно. Ты запасливая, Мэгги. Молодец.
Та опять слабо улыбнулась похвале:
— Да. Я запасливая. Деревенские привычки. Ты же помнишь, что я — Маша…
— Для меня ты навсегда останешься Мэгги! — напыщенно произнёс Артист,
Мэгги опять улыбнулась, уже чуть веселее — кокаин начал действовать.
— Ишь ты. Неплохая… эпитафия. Именно что — «мглистый мрак и камней груда», только и остаётся… Артист… жалеть обо мне будешь?
Тот пожал плечами:
— Конечно. Я уже жалею.
— А конкретно?
— Ну, ты что… Столько страсти и огня!..
— Ты тоже был неплох… особенно в роли Ричарда Львиное Сердце…
— Да-да-да… Как же ты теперь, Львиное Сердце… опять девочек будешь к себе таскать?.. и резать…
Артист пожал плечами. Разговор пошёл ни о чём, и начал уже ему надоедать. Ну, попросила прийти, он пришёл. Что дальше-то.
— Скорее всего. Почему нет. Ты же знаешь.
— Знаю…
— Слушай… что хотела-то… я… я уйду сегодня, — я так решила. Днём раньше, днём позже — не роялит.
— Ну. И что? Вон, порошочек у тебя есть — закинься, да и… Кстати. Что останется — я у тебя заберу… пригодится. Хороший кокс, говоришь? Есть ещё?
— Не сомневалась в твоём ответе… Хороший… Есть. Там всё, в саквояже, под кроватью. И деньги там. И золото… правда немного, в основном баксы. Камни. Всё…
— Хм!.. — Артист довольно осклабился, — Клад опереточной дивы? Спасибо…
— Не за что… Попросить тебя хочу. Всё же… — она тяжело дышала, на щеках проступил лихорадочный румянец, глаза блестели, — Всё же мы с тобой… помнишь?? Неплохо было, а? Ты был очень хорош, да, очень! Лучше всех!
Артист опять улыбнулся. Нет, понятно, что лесть — грубая, неприкрытая, — но всё равно приятно. Привстал со стула, опустился на колено, пошарил под кроватью, — сразу попалась под руку ручка саквояжа. Вытащил его — плотный, тяжёлый!
Мэгги следила за его манипуляциями:
— Ключик… потеряла. Но это неважно. Откроешь… как-нибудь; у себя; переложишь. Там всё.
— Так что хотела-то? Что могу — сделаю. В память о былом, так сказать; ну и в благодарность… за клад.
Мэгги прошептала: