Крысиная башня-2

Дом, как и выглядел снаружи действительно был давно заброшен. Но внутри он, против ожидания, оказался вполне обитаем. Всё дело в том, объяснил ей по ходу дела Робеспьер, что «это строение» относится к середине 18-го века, вернее — основная его часть. Потом, в последующем, Дом перестраивали, надстраивали, делали к нему пристройки — всё это видно, как заверил он, снаружи. Самые поздние — уже в середине 20-го века.

Вместе с пристройками и переделками, Дом менял и своё назначение: от, возможно, жилого «дворянского гнезда» к чему-то складскому; потом опять к жилому, но многоквартирному, — о чём свидетельствовали многочисленные остатки межкомнатных перегородок с обрывками цветных обоев. Потом здесь был пивзавод… Да-да, пивзавод; тут большой подвал; весь облицованный, кстати, белым кафелем, большей частью, конечно, уже обвалившимся; там и бетонные основания под бродильные ёмкости; и разливная арматура — ужасно соржавевшая уже, конечно. Баки-то потом вывезли, а всё остальное так и осталось. Потом здесь что-то ещё было… Потом бросили, просто бросили. В недолгий период процветания хотели здесь сделать загородный отель, эксклюзив-класса — а что, от города довольно далеко, природа… тут ведь речка рядом, вы знаете? В ней — утки! И рыбка, соответственно. Но… не нашлось инвесторов; а главное, неожиданно вмешалось Министерство Культуры. Взяло да и объявило эти руины — а к тому времени это были почти что руины, — «исторической ценностью», — хотя какая тут ценность!.. Но… — каждому чиновничьему аппарату нужно оправдывать свою нужность; за что-то или против чего-то «бороться», — вот и здание это, с пристройками, объявили неприкосновенным; то есть сносить нельзя, внешний вид изменять нельзя; можно только реконструировать, — а это, знаете ли, очень затратно финансово! Место хорошее, желающих приобрести было достаточно; участок опять-таки большой — всё на Оршанской дороге, — дело бы пошло, но отпугивала эта охранная грамота. Пока суть да дело, бывший владелец, — какая-то богатая гостиничная организация Оршанска, — решила привести тут всё в более-менее пристойный вид. Вот, частично крышу перекрыли, — спасибо им. Заложили окна пеноблоками, оставив лишь продухи. Закрыли входы решётками, обнесли территорию сетчатой оградой. А, главное, внутри поставили хорошие, надёжные, из толстого бруса лестницы. Всё как полагается: с лестничными маршами, с перилами. Удобно показывать инвесторам; всё надеялись сбагрить кому-нибудь этот злосчастный, с «заклятьем» от Министерства Культуры, объект. Так и не удалось; потом начался кризис, потом пост-кризис, потом… вот, то, чему мы сейчас свидетелями являемся. Охрану сняли; электричества тут уже несколько десятилетий не было, так что… теперь это наша загородная дача. Моя и моих коллег по выживанию! — так охарактеризовал строение Робеспьер.

Внутри, несмотря на общую заброшенность и запустение, можно было жить: осадки в той части большого Дома, где обосновалась «группа Робеспьера», внутрь не попадали; новые жильцы отгородили одну комнату под жильё; сложили очаг, ибо бывшие ранее в доме печи давно пришли в негодность; родник неподалеку снабжал чистой, хотя и излишне известкованной водой; а на топливо шли перегородки и обрушившиеся перекрытия той части Дома, что окончательно пришла в запустение.

Пару раз в неделю, иногда реже, вся группа совершала вылазку за десять километров, на поля одного из сельскохозяйственных эвако-лагерей, судя по всему полностью выкошенного эпидемией. К баракам и вышкам по периметру не совались; прочёсывали поле в поисках неубранной картошки, и находили её во множестве. Тем и жили. Да, тут вполне можно было выживать!

Расседлав Орлика, напоив его любезно предоставленной Робеспьером водой, задав ему овса, Гузель присоединилась к компании.

Ей были рады. С поздней осени компания «бывших интеллигентных людей, инвалидов умственного труда», как охарактеризовал компанию старик, не имела связи с внешним миром: к имевшемуся у них маленькому радиоприёмнику закончились батарейки; а с периода начала эпидемии и до её «благополучного завершения», о чём им поведали очень и очень изредка проходившие так-то вот по дороге путники, они избегали посторонних, предпочитая от греха ни с кем близко не контактировать. Потому, возможно, и выжили. Но без информации плохо, ещё хуже чем без еды…

* * *

Ей уступили лучшее место, «трон Робеспьера»: старое продавленное кресло, невесть с каких времён оказавшееся здесь. Её накормили печёной картошкой; она же, не желая оставаться в долгу, отсыпала компании с полкилограмма пшена. Её с интересом, но ненавязчиво расспрашивали, как судьба занесла её в такую даль от цивилизации. Гузель скупо поведала о произошедших в Озерье событиях…

Теперь и она уже была в курсе дел нашедшей себе приют в развалинах маленькой общины бомжей.