Перемещаться по городу эдакой кавалькадой из двух машин, — да ещё довольно медленно — мешал не столько снег на нечищеных улицах, сколько тормозил Орлик, привязанный к идущему последним джипу, — было рискованно: столица Регионов хотя и порядочно обезлюдел в последнее время, тем не менее он стал сосредоточением разного рода групп, банд, шаек, отрядов и всякого рода сброда, уже привычно рядящегося в разные идеологические одёжки: от армейцев, «уставших от всего этого бардака» на фронте и потому вернувшихся домой, естественно — с оружием; до разрозненных отрядов Белой Кувалды, Верного Вектора, Чёрных Квадратов, и прочей разномастной, но вооружённой сволочи. Не было только прежде попадавшихся групп «синих» — уголовничков Креста; те сейчас, надо полагать, были сильно озадачены «перестановками в руководстве» и делили наследство бывшего вора в законе и Пломбировой наглой команды.
Была надежда прошмыгнуть незамеченными на промбазу ночью — но не вышло, не срослось, — напоролись на какой-то блуждающий патруль на приземистом, видно что бронированном, армейском автомобиле неизвестного происхождения. В принципе заметили его достаточно издалека, и можно было попытаться резко свернуть, затеряться в узких улочках предместья, — если бы была связь со второй машиной, за рулём которой сидел Женька, и если бы не Орлик. Да и так — отчаянно избегающая встречи с патрулём, — если это был патруль, — колонна могла подвергнуться и обстрелу, и преследованию; а проходимость по снегу у армейского авто явно была повыше, чем у джипа, и уж тем более, чем у мерса.
Пришлось, всячески демонстрируя миролюбие, сбавить ход, и обречённо катиться навстречу.
Поравнялись. Повинуясь видному в свете фар движению руки в камуфляже, высунувшейся из окна армейской машины, остановились, не глуша мотор.
— Ой-ой-ой-ой; неужели опять, неужели снова; ой-ой-ой-ой, я домой хочу!.. — заныло сразу несколько девчачьих голосов с заднего сиденья. Владимир цыкнул на них, и там притихли. Сидевшая на пассажирском сиденье, натянутая, как струна, сестра Элеонора отчётливо клацнула затвором пистолета. Синяя подсветка приборной панели делала её лицо холодно-неживым… Запавшие щёки и глазницы, подбитая или надорванная нижняя губа с плямбой коросты, — сейчас, в таком освещении, наверное и не узнал бы её. Откуда и нахваталась сестрёнка! — раньше разного рода стрелялки были ей глубоко параллельны, не то что «Космополитен» или «Отто». Протянув не глядя руку вбок, не сводя взгляда с армейской машины, в которой начала открываться дверца, ухватился за приготовленный сестрёнкой к стрельбе пистолет, на ощупь поставил его на предохранитель; шепнул, опережая протест:
— Дай сюда! — чуть не силой выдрал у неё из рук Глок, сунул его себе в правый карман куртки.
— Не вздумай! Ты только напортишь! Сиди тихо, не выступай! — скомандовал ей, ожидая, что своевольная сестрёнка начнёт показывать характер; но та, против ожидания, только кивнула, негромко буркнув:
— Ну, ты прям как Толик!..
Зато с заднего сиденья чуть ли не заголосила Наташа:
— Во-овкааа!! Сделай что-нибудь; что-нибудь сделай!! Я уже не могу больше; уже сил моих нет; когда же всё это кончится, па-а-апааа!! Я не хочу всё это опять; я домой хочу; я не вынесу, нет, я не вы…
На неё зашикали испуганными голосами девчонки; даже попытались зажать ей рот — но она уже пошла вразнос. Он, Владимир, знал эту женскую стадию эмоционального кризиса — когда всхлипывания и заклинания в стиле «не хочу, не вынесу, верните меня к маме\папе!» быстро переходит в пронзительный визг и полноценную истерику. Если вовремя не оборвать.
Видя краем глаза, как из армейской машины, освещённой фарами стоявшего сзади Женькиного мерседеса, вылезли трое, — в форме, с автоматами, — и уже направляются к ним, — он, обернувшись назад, вытянул руку, и неловко, но по возможности сильно хлестнул кистью Наташу по мокрой щеке, прошипев яростно:
— Заткнись, сука; говорю тебе — за-а-ткнись!!
Про «суку» было явно лишним; а может быть и нет, — во-всяком случае Наташа замолчала, как если бы ей зажали рот; и непонятно что тут больше сработало — пощёчина или яростное «заткнись, сука!» от любимого парня. Во-всяком случае она замолчала, и Владимир теперь мог всё своё внимание обратить на подходящих военных.