Крысиная башня-2

— А в тот день, когда в первый раз на Башню напали — помнишь? Мы ещё с Олежей на разведку насчёт печного топлива ездили в тот день, на мою бывшую работу — помнишь? Ещё Устос в тот день погиб.

— Да уж… такое не забудешь… — Сергей уже засыпал, но ещё слушал вполуха.

— Ну. Ну, за что? — поторопил с интересом Жексон, — Не спи, Толян; расскажи сначала, потом спи! За что бабу, если не за то, что она выделывалась?

ЗА ЧТО СТОИТ И УБИТЬ

Толик поворочался; повернулся на бок, посопел, и решил всё-таки рассказать:

— Да понимаешь… Я у ней одно время в охране работал. Ну и как бы, конечно, общался с теми, кто её и раньше хорошо знал — к примеру, с тем же гандоном, которого за компанию с ней шмальнул, — он у неё начальником охраны типа, с доплатой, работал уже года четыре. Он рассказывал; ну и вообще — наблюдал её отношение… я же говорю — у меня большая наблюдательность и огромный жизненный опыт…

Крыс насмешливо хрюкнул; сон у него пропал уже; но Толик не обратил на это внимания, и продолжил:

— Так вот. Что Мартовна эта самая, — кошёлку Вероникой Мартовной звали, это к слову, — что она нас, служащих, за людей не считает, я сразу понял, по отношению. По разговору, и вообще… Деньги платила вообще смешные — «вы, говорит, и на эти деньги не наработали», — ну, это ладно… Потому у неё и текучка такая была — весь состав почти, за исключением этого гандона, старшего, ему она доплачивала, за полгода обновлялся, — прикинь, она считала выгодным чтобы была такая текучка, чем чуть больше людям платить и чуть более человечно себя вести, — чтоб люди за место держались. Так нет! — она предпочитала сэкономить; и лучше на эти сэкономленные деньги лишний раз за бугор съездить, на курорт, — типа отдохнуть. Чтоб её, старую кошёлку, там какие-нибудь турки или арабы отжарили. Вот… Кстати, я сколько раз убеждался — вот которые сволочи, и по сволочному к другим людям относятся, — они дураки… то есть глупые как бы… По большому счёту больше теряют, чем экономят: вот сам посуди — персонал постоянно меняется. Люди приходят, работают какое-то время, а потом уходят, — и уходят, заметь, обиженные! Отношением в первую очередь. Люди, которые за полгода уже узнают, так сказать, все ходы и выходы. И где что лежит. Нет, понятно, что почти все плюнут, вполголоса отматерят её — и постараются забыть! Но… во-первых-то, не все такие, с короткой памятью, — я вот злопамятный, не скрою. Во-вторых, ситуация у людей может измениться, — раз, и человеку терять нечего… А тут — ходит такая хря, и человек её считает как бы ему должной, — вникаешь? Или вот началось всё это — ну, передел, Новая Администрация, бардак этот, милиция распущена, беспредел, — и столько народу на неё обижено, — ну скажи, не дура?

— Дура. — согласился Жексон, — Конечно, в моменте, на деньгах она выигрывала; а в перспективе сильно подставлялась, ага.

— Вот. Дура. Кстати, не все так — вот я одно время работал, — не здесь, у соседей, — в охране у одного олигарха. Не, без смеха, — реально олигарх, какая-нибудь здешняя МувскРыба по сравнению с ним так, — лавочка для бедных. Так вот — у него текучки совсем не было. Он людям нормально платил, и заботился о них. Не о всех поровну, конечно, но всё же. Мог и квартиру человеку купить, если человек нормальный, ценный. Или, к примеру, как-то пересёкся с одним парнем во дворе — тот просто дворовым рабочим работал, ну там газоны и всё такое — а у того обувь дрянь. Ну, оно как бы понятно, — кто ж на грязную работу хорошее наденет. Но он заметил. И чо — через час несётся его домоуправительница, запрашивает у всех, — и у рабочих, и у охраны, — размеры. Хан, говорит, — мы его между собой Хан называли, — велел всем организовать нормальную обувь! И на следующий день всем по паре «фирмЫ»! Пустяк для него — а люди такое ценят. А эта кошёлка…

— Толя-я-ян… — прервал его Крыс, — Ты как-то нерационально рассказываешь. Уходишь в сторону. Философствуешь, прям как батя, — от него, что ли, набрался? Расскажи за что и как тётку-то грохнул? За отсутствие заботы о тебе, что ли? Хы.

— Так я и говорю. Не, нахер мне бы её забота. Я ж говорю — за то, что сволочь. Вот Хан тоже, наверное, был ещё тот перец, — но…

— Толян. Ты конкретно скажи — из чего ты решил, что она сволочь?

— Я и говорю. Короче, прикинь — она была раньше обычной школьной учителкой. То есть учила детишек, проводила всякие «ленинские уроки»; рассказывала, что такое хорошо и что такое плохо. Детишкам. Учила их быть хорошими мальчиками и девочками; не грубить, не драться, не воровать, и вообще — быть этакими правильными строителями социализма. Угу, Крыс, ты этого уже не захватил, а Жексон куском ещё может помнить — как в школах учили…

— …разумному, доброму, вечному! — вставил Жексон, и Толик кивнул, хотя в полумраке этого и не было видно: