— Сказано же было — всем собраться за сценой! Какого ж ты чёрта!.. А, впрочем, что говорить…
Подошла отчаявшаяся что-то объяснить Анжелике Габриэлла; взглянула:
— Не, не выживет. Ты посмотри сколько крови вытекло…
— Я её спасать и не собираюсь… Ладно, что наработала — мамаше её отдадим! — стукнул выстрел, дёрнулась голова, из затылка плеснуло красным.
— Вот, девочки, я вам сколько раз говорила: слушайте, что вам «мамка» делать велит! Одна вот не послушала…
Было уже совсем темно. На постах старший капитан в этот вечер оставил по одному человеку, при этом явно не самых выдающихся личных качеств: никто из них не стрелял, ни когда Владимир в сопровождении уже переодевшейся сестры, пробежал к центральным воротам; ни когда открывал ворота. Больше всего он боялся, что дежуривший в приворотном сооружении солдат вдруг решит «проявить мужество и героизм» и начнёт стрелять и кидаться гранатами. Для этого и взял с собой Элеонору — чтоб прижала, случись такая надобность, его к полу огнём и дала возможность ему подобраться поближе. Но никто не стрелял, — и он не стал озабачиваться судьбой перепуганного зольдатика.
А пугаться тому было чего: когда Владимир отсемафорил в темноту фонариком, там вдали внезапно вспыхнули больше десятка фар! Раздалось рычание заводимых моторов. Вполне можно было решить, что это целая бронеколонна идёт на приступ.
И действительно: идущий первым Слонопотам, ведомый Оберстом, выглядел очень внушительно, прямо как бронепоезд или зомбимобиль из фильмов — в темноте ведь не было видно ни несерьёзных Алёниных рисунков на бортах, ни примотанного проволокой к переднему бамперу большого Винни-Пуха, теперь уже всего залепленного снегом.
Пофыркивая дизелем, он солидно, как линкор, входящий в узкую гавань, миновал «змейку» из бетонных блоков и вскоре поравнялся с приворотной башней.
С подножки спрыгнули взволнованные Женька и Алёна, засыпали вопросами. Отмахнулся от них; показал только куда не показываться, чтобы не оказаться в зоне возможного обстрела с других башен. Показал Оберсту, куда сдавать.
Следом вкатился микроавтобус с Диего за рулём. За ним — грузовик с водителем — тем самым дядькой из «Отеля «Спорт». За ним ещё несколько машин с людьми. Стало людно и даже шумно. Ну, за дело! Стрелковка. Пулемёты с боепитанием. Ручные и крупнокалиберные — Оберст разбирается, подскажет. Гранаты ручные. Гранатомёты и боезапас к ним. Пистолеты. Да мало ли что может понадобиться запасливому человеку с командой в новых условиях!
Бормоча «- Первым делом ПКМ; по три на борт; лента-двухсотка… по две… нет, по четыре; а лучше по шесть! — на ствол…» — рысцой пробежал и скрылся в дверях Арсенала Оберст. За ним устремились остальные. Работа закипела.
Когда через два часа машины, гружёные оружием так, что прогибались рессоры и кардан скрёб снег, стали, вслед за «флагманом» — Слонопотамом, покидать разграбленный Арсенал, прибежала Лёшка, которую Владимир поставил следить за одной из угловых башен, — во избежание каких-нибудь неумных действий засевшего там солдатика. Посветила на Владимира фонариком, сообщила:
— Володь — у тебя на лбу шишка!
Потом спохватилась: «- …там из окна тряпкой белой машут и кричат что-то!»
Выглядела она уже воинственно донельзя: талию поверх дутой курточки перетягивал армейский защитного цвета ремень; оттягиваемый по бокам двумя кобурами и контейнерами под пистолетные магазины. Через плечо — автомат; двойник того коротыша, что она отдала в своё время Владимиру, и который он так эпически прое… потерял. Из карманов курточки торчат и автоматные магазины. С таким багажом и взрослому мужчине было бы тяжело, а она ещё носится! — что значит молодость!
Сам Владимир, руководивший погрузкой, и ежеминутно с тревогой прислушивавшийся, боясь услышать рёв моторов каким-либо образом узнавших о нападении вояк «из центра», чувствовал себя выжатым как лимон, и мечтал только об одном: чтоб всё скорее кончилось, и они благополучно слиняли бы отсюда с грузом, — выпить горячего чаю с коньяком, — и уснуть!.. А, последний же коньяк сюда привезли — а он не пригодился; надо бы найти и забрать с собой. И ведь, казалось бы, ничего ведь целый день не делал! — только что сидел прикованным к батарее и болтал со Студентом! — а так вымотался! Не зря говорят, что моральное напряжение изматывает сильнее физической работы! Впрочем, и девчонки — тоже как осенние мухи, досталось им… Кто ещё чем тут машет и что ему надо… есть же рация, чего он?
Оказалось, махал тряпкой и кричал зольдатик, желая присоединиться к «объединённой республиканской армии», — а в эфир не выходил, потому что боялся, что сочтут изменником! А он не изменник; он всегда был за объединение! И тут — по призыву!
Часть 5. «Катарсис»
Ка́та́рсис — сопереживание высшей гармонии в трагедии, имеющее воспитательное значение.
НА ПОМОЩЬ