Крысиная охота

Весть о том, что дичь вооружена, пронеслась по лесу и не доставила отдыхающим приятных эмоций. Вот натерпелись за сегодня! День уже клонился к закату, помутнело светило, закатываясь за деревья. Доведенные до истерики высокие гости выбирались из леса, кто-то ковылял к лесничеству под прикрытием «дружеских штыков», другие залегали в высокой траве. Голосила Кира Ильинична, мол, с нее довольно, она немедленно уезжает. Выглядела она как вылитая вурдалачка — растрепанная, расцарапанная. Ей вторил сенатор Баркасов, измазанный гумусом и до сих пор не проплевавшийся — он потерял на этой войне два зуба, чаша терпения переполнена, он тоже уезжает! Рычал генерал Олейник. Приказывал всем оставаться на местах, любая попытка покинуть урочище будет приравниваться к дезертирству и караться самым решительным образом — не сейчас, так потом. Охране — закрыть ворота на все запоры и замки, ключи убрать подальше, а лучше выбросить и потерять. Никто отсюда не уедет, пока не будет ликвидирован преступник! Металась по парковке и билась грудью в закрытую дверь своей машины полностью дезориентированная Кира Ильинична. Сенатора Баркасова поддерживали под руки, вели в лесничество. Хромой отец Лаврентий прыгал по опушке, источая неприличную для сана брань, и грозил кулаком незримому противнику. Сити-менеджер Коровин, понесший в «неравном» бою исключительно материальные потери, сидел, понурив плечи, и с нажимом протирал очки. Неподалеку от него в покатой ямке обустроился губернатор Василий Иванович. Он выглядел неважно, но держался. Лакеи отскоблили его одежду, а грязь с лица он вытер сам. Саднил порез на щеке, но Василий Иванович терпел. По породистой физиономии блуждали сумрачные тени. Лишь один из участников «кровопролитного сражения», не получивший никакого ущерба — Глобарь Николай Аверьянович, — не утерял приподнятого настроения и беззаботно посвистывал. Создавалось впечатление, что все происходящее пусть и не доводит его до бешеного восторга, но доставляет толику удовольствия.

Охранники выволакивали из леса пострадавших товарищей. Не занятые в транспортировке ходили цепью, контролируя заросли и готовые стрелять при любом шорохе. Раненые оглашали пустырь жалобными стонами. Один пытался идти сам, опираясь на клюку, но постоянно падал, взывал к Всевышнему. Глобарь проводил его глазами, напевая под нос:

— Гангрена, гангрена, тебе отрежут ногу…

Дважды пострадавшую Антонину тащили на наспех сооруженной волокуше. Когда она приходила в себя, то разражалась суровыми мужскими выражениями. Она орала, чтобы ее оставили в покое эти бездарные мужики, которым даже хомяка доверить нельзя! Это так унизительно, она сама способна дойти, куда ей надо, в крайнем случае доползти.

— Антонина, не впадай в амбицию! — хохотал Глобарь.

— Алевтина, — машинально поправил губернатор.

— Один хрен разница, — отмахнулся Николай Аверьянович.

Антонина на грани беспамятства плохо различала людей и голоса, облила шутника отборными словесными помоями. Ее волокли все дальше, а она никак не могла остановиться — крыла матом. Николай Аверьянович недоуменно посмотрел на губернатора.

— Она меня обматерила, Василий Иванович, мне не послышалось?

Губернатор тяжелым взглядом уставился на союзника из мира теней.

— А что вас удивляет, Николай Аверьянович? Ну, догоните, сломайте ей третью ногу. А хотите, я вас тоже обматерю?

— Господин генерал-майор, Григорий Алексеевич! — выбежал из леса и припустил по пустырю начальник охраны Крейцер. Он сжимал под мышкой ворох какого-то тряпья. — Послушайте, Григорий Алексеевич! — взывал к голосу разума благоразумный начбез, — мы нашли одежду Россохина! Он был в ней до того, как переоделся в нашу форму. Бросил под куст — и мы ее нашли. Григорий Алексеевич, прикажите Вавилову, пусть даст ее обнюхать овчаркам и спускает их с привязи! Они возьмут след! Григорий Алексеевич, нужно что-то делать, пока все не зашло слишком далеко!

Все, кто был на пустыре, одобрительно загудели. Генерал колебался, злобно зыркал глазами, гримасничал, как шут гороховый. В принципе, соблазн велик — натасканная живность след возьмет в один присест.

— Григорий Алексеевич, хватит выкаблучиваться! — грозно проревел Василий Иванович. — Спускайте собак, в этом явно назрела необходимость!