«Обычно бывает наоборот — достаточно фактов, но не хватает фантазии, — уныло подумал Серов. — А тут, похоже, Трофимыч, вопреки укоренившейся привычке нигде не высовываться, развернул фантастическую картину международного заговора. И как только в его дырявой, как решето, памяти, которую он предпочитает ничем лишним не обременять, задержалась эта информация? Или все значительно проще: Мякишев горит желанием спихнуть тухлое дельце бравым борцам за государственную безопасность и потому старается не за страх, а за совесть, лишь бы их заинтересовать и впарить им бумаги. Но он не учитывает одного — бравые борцы не идиоты и на его вшивую приманку вряд ли попадутся».
— Мы располагаем определенными фактами, но не пишем на их основе приключенческо-фантастических романов, — сухо сказал Сергей. — Если факты говорят, что «крысиная тропа» может существовать, то это реальность, а не вымысел.
— Я ни в коей мере не желал вас обидеть, — примирительно заметил Жуков. — Вы же профессионал и прекрасно понимаете, что судить о чем-либо только со слов, не ознакомившись…
— Понимаю, — кивнул Серов, прерывая его тираду. — Привозите запрос, и я дам копии.
— Сегодня уже не успеть, а завтра непременно, — заверил Жуков. — Будем действовать сообща и в полном контакте.
— Договорились. Надеюсь, вы сумеете увидеть в материалах то, что увидел я, и мы действительно начнем работать в полном контакте.
— Само собой, — скучно согласился Иван Андреевич и добавил: — Но… Мы часто проводим мероприятия, о которых не всегда можем ставить вас в известность, скорее всего, они вообще не будут известны милиции в силу своего специфического характера. Вы должны меня правильно понять. Возможно, потом мы скажем о результатах.
— Хорошо, — Сергей протянул Жукову на прощание руку и направился к Большому театру, намереваясь пройтись по Петровке до здания Управления. Никаких радужных иллюзий в отношении возможной помощи ФСБ он не питал — у них своя епархия, свои цели и задачи, а также свои привычки, в которые никогда не входило добровольно взваливать на плечи госбезопасности работу уголовного розыска. А Мякишев просто дурак, если только, не скрываясь под дурацкой личиной, он намеренно, под каким-либо благовидным предлогом, не перекинул информацию людям из ФСБ.
«Ладно, — размеренно шагая по тротуару, решил Серов. — Откровенность хороша взаимностью. Я дам вам материалы, но не все, и тоже не стану ставить вас в известность о некоторых своих мероприятиях. Ну что, Трофимыч, съел?..»
В самолете Николай Иванович нервничал и, стараясь успокоиться, взял у стюардессы две порции виски. Но что это за белиберда по сравнению с привычным стаканом водки и хрустящим соленым огурцом? Разве рыжий самогон в квадратных бутылках, густо заляпанных яркими этикетками, способен снять стресс у русского человека?
Тем не менее спиртное все же оказало свое действие, и, высосав еще пару сигарет, Рыжов обрел некое шаткое равновесие души, которое тут же нарушилось, лишь только лайнер начал заходить на посадку. Внизу лежали древние Афины.
Самолет сел удивительно мягко, без привычных российских рывков и подскоков, и подрулил почти к самому зданию аэропорта. Рыжов вместе с другими пассажирами спустился по трапу, провожаемый заученными лучезарными улыбками бортпроводниц.
Получив багаж, он прошел через зеленый коридор таможни, как еще в Риге наставлял его Сергей Сергеевич. Около барьера паспортного, вернее, пограничного контроля, стояло несколько человек. Николай Иванович хотел, чтобы маленькая очередь стояла бесконечно долго — так велик был его страх: оказавшись один, он вновь испытывал чувство крайней неуверенности.
И опять Сосновский оказался провидцем: никто даже не подумал подробно изучать документы Рыжова: безразличный взгляд на фото, на оригинал, ленивое перелистывание страниц и дежурная вежливая улыбка при возврате паспорта.
«Так просто? — удивился Николай Иванович, быстренько подхватывая поклажу, чтобы поскорее покинуть место, где проверяли документы. — Где тут справочная?»
Народу в прохладном и просторном зале аэропорта было немного, и еще издали Рыжов заметил прохаживающегося у справочной кряжистого мужчину в черной бейсбольной кепке, украшенной замысловатым гербом-кокардой, и в отливающей антрацитным блеском ветровке с вышитым на спине пауком-крестовиком, раскинувшим членистые лапы по паутине, занимавшей все пространство от воротника до подола. Загорелый светлоглазый мужик, совершенно не похожий на грека, вертел в пальцах незажженную сигарету.
— Позвольте предложить вам прикурить, — подойдя ближе, срывающимся от волнения голосом произнес Николай Иванович и вынул из кармана подаренную Сергеем Сергеевичем зажигалку.
Мужчина в бейсболке ловко выхватил зажигалку у него из рук, прикурил, посмотрел на донышко и сунул ее в нагрудный карман Рыжова. Подхватив его чемодан, он представился:
— Аркадий меня зовут. А тебя?
— Манолис, — ответил Николай Иванович, и Аркадий, не сдержавшись, рассмеялся.