Крысиные гонки

— А ты боевой!.. Ща, чуток послушаем… Везёт этому Волошину — ваш бог дураков любит! — кажись, прополз он к деревне незамеченным… Лыжи не потерял ещё? Бомбу свою?.. Ну, двинули!

Огибая кладбище, двинули дальше. Вот и лес, первые кусты.

Ползший первым Вадим вломился в них как кабан в камыши, благо от патрульного джипа было далеко, и звук уже не мог их выдать. Тут снега было больше, чем на поле; руки проваливались теперь по плечи, по шею. Горячий пот стекал по лицу, щипал глаза, капал с кончика носа.

Остановились, выбравшись на небольшую прогалину среди редких ещё деревьев и густого кустарника.

— Ну, малай, давай надевать лыжи!

Быстро затянули крепления; приготовили маленькие фонарики с красными светофильтрами, чисто чтобы светить под ноги — в лесу было хоть глаз выколи. Вадим ткнул Вовчика в плечо:

— На, надень! — Вовчик, протянув руку, получил от него что-то лёгкое, скользкое, пластмассовое. Посветил: строительные очки, обычные очки для строителей, из плексигласа на прозрачной силиконовой оправе, довольно поцарапанные, кстати, с перекрученной резинкой.

— Что это, зачем? — спросил по инерции.

— За лесом! — «пояснил» Вадим — Быстро пойдём — хочешь глаз на каком-нибудь сучке в темноте оставить?..

— Понято… Нет, мне не надо!

— Это почему ж?

— Глянь.

Вадим подсветил фонариком — на Вовчике уже были ловкие такие тактические очки с прозрачными линзами, с удобной широкой новой резинкой.

— Запасливый! Малацца. — больше Вадим не нашёлся что ответить, даже в своей язвительной манере ничего не сказал — ни «про Терминатора», ни про «пацанву, не наигравшуюся ещё в войнушку». Промолчал — что с удовольствием отметил Вовчик.

Двинулись, ориентируясь по компасу, и больше по ленивому лаю собак в деревне, по дуге стараясь выйти к центру деревни, где была казарма и техника. «Ночь приключений» только начиналась.

* * *

— Артист… Завтра на пригорке как ты? — всех?.. — поинтересовалась Мэгги.

Набросив на плечи норковый полушубок, она вышла покурить на крыльцо, где уже в это время стоял, отливая прямо с крыльца, БорисАндреич.

Он обернулся, лицо попало в полосу света, падавшего из оконца сеней. Сверкнули в ухмылке зубы. Он был не трезв.

— А как же! Всех не всех — но наполовину проредим! В воспитательных целях.

— И детей?

— Как там у Тамерлана было? Всех, кто выше оси арбы… Не, посмотрим. Кто как себя покажет. Скажем, шлёпнет если папку-мамку, — тогда оставим! Как в Зимбабве… в этой… в Африке которой… а что…

— Совсем ты спятил от крови.

Затихающее журчание вместо ответа по существу. Да и не вопрос это был никакой.

— Пойдём завтра с нами. Завтра обещается интересный день! Кровавый! Такие не часто…

Отряхнулся, заправился, вжикнул молнией на брюках.

Подошёл к ней, привычно сунул руку под нежный мех полушубка, приобнял за талию; потом рука скользнула ниже, потискала упругие ягодицы. От Мэгги пряно пахло алкоголем, потом, табаком, и спермой. Четыре человека. Четыре — за полчаса. Оголодали, мальчики, в своей сраной Никоновке. Как будто у них там вообще баб нет…

«— Таких — нет!» — всаживая её уже по второму разу, заверил полчаса назад Гришка, — «Веришь — скучал! Вот как ты — никто не умеет, хотя я повида-а-а-ал… Веришь? — повида-ал! Особенно в послед-ние ме-ся-цы! Вроде и всё, как у … Ан нет! А! Аа!! Ааахх!! Оооо… За-е-бись… … Нет, ещё!.. Поворачивайся, давай сзади! Умелая… у нас так не могут. А! Аа!! А-а-а!!

Рука Артиста, помяв ягодицы, через ткань платья, скользнула ей под короткую юбку.

— Не противно тебе, Артист? Там уже столько побывало. Только за сегодня…

— Не-ет. Наоборот — возбуждает!

— Извращённая ты… скотина. Ой, больно… И стариков — тоже?..

— А?.. Стариков — в первую очередь. Самая вредная и подлая порода — старики! Молодняк — сплошь и рядом просто дураки, глина. Из них что угодно лепить можно. А старики — уже сформировавшиеся… гады. За каждым, за всю жизнь — целая куча грехов… Любого можно брать — и без суда кончать! — любой за жизнь столько нагрешил!.. Так что… стариков… к тому же они бесполезные — что с них толку. Только жрут…

— Ай! — Мэгги высвободилась, передёрнула зябко плечами; свет из окна мазнул и по её лицу, казалось, мертвенно-бледному, с размазанной помадой, с вспухшими от укусов губами, — Пойду я. Холодно. Там… ещё народ ждёт. Продолжения ждёт. Ночь будет нескучной…

— Ха-ха-ха! — раздался как будто чужой смех Артиста. Для него эта ночь была лишь прелюдией к завтрашнему дню. Он, и тот, кто внутри его, многого ждал от следующего дня.

* * *

Часовой был как на ладони. Прохаживался, позёвывая. Автомат за плечами. Зябко передёргивался, пинал берцем в скат автоцистерны, разминаясь. Опять ходил. Видно было, что хочет курить: ни раз и ни два доставал пачку сигарет, совал в неё нос, нюхал, — и прятал обратно. Здорово их Гришка вышколил всё же за это время. Или кто там у него сейчас за дисциплину отвечает.