Крысиный король

Неожиданно огни обрушились на него, как ураган. Вой и грохот эхом понеслись по тоннелю со странной, яростной тоской, переросли в отчаянный крик одиночества. Рельсы, освещенные огнями, казались блестящими нитями. В тусклом грязно-желтом свете показался первый утренний поезд северной линии, лобовое стекло еще выглядело черной щелью. «Он должен заметить меня, — думал Кей. — Он остановится!» Но огромная черная масса неотвратимо надвигалась с ужасающей скоростью, разрезая воздух, поднимая ветер вместе с грязью и пылью. «Невыносимо быстро, — думал Кей, — остановись!» — но огни все приближались, никакой остановки, вой в тоннеле перешел в страшный рев, огни слепили кричащего Кея, он поднял глаза, он все еще слышал флейту, непрерывно слышал флейту за спиной, он поднял глаза на блестящее лобовое стекло, успел заметить отражение своего нелепого маленького тела, распростертого, как труп в анатомическом театре, потом сквозь разинутый рот своего отражения увидел изумленный взгляд мчащегося на него машиниста, по лицу которого размазались неверие и ужас, и вот Кей увидел белки его глаз…

Переднее стекло поезда лопнуло, как огромный кровавый волдырь. Первый утренний поезд северной линии сделал непредвиденную остановку на станции Морнингтон-Кресент и замер, обтекая.

Часть четвертая Кровь

Глава 14

В городе дни шли за днями. Крысиный король с товарищами занимались тем, что держали военные советы во всех укромных уголках Лондона: в тоннелях канализации, на крышах, под мостами.

Сол только сидел и слушал, как шушукаются эти три невероятных персонажа.

Многое из сказанного ему было непонятно: он не знал людей, мест и событий, о которых шла речь. Но из бурных дебатов он вынес достаточно, чтобы понять: несмотря на высокопарные заявления, ни Король, ни Лоплоп, ни Ананси не знали, что делать дальше.

Все было очень просто — они боялись. Порой страсти накалялись, и они начинали обвинять друг друга в трусости. Обвинения были справедливыми. Нескончаемые споры, непродуманные планы, гневные и вздорные протесты заходили в тупик, потому что все трое знали: при столкновении с Крысоловом один из них обречен.

Стоит только Дудочнику поднести к губам флейту, или даже только приготовиться свистнуть, или, может быть, даже просто промурлыкать мотивчик себе под нос, и один из них не посмеет ослушаться, один тут же переметнется на сторону врага. Его взгляд остекленеет, и он начнет бороться со своими союзниками, он будет слышать только соблазнительные звуки еды, похоти и свободы.

Ананси услышит жужжание ленивых жирных мух, роящихся у самого рта, и скольжение легких ног его покинутой возлюбленной, летящей к нему по тонким нитям паутины, чтобы слиться в любовном экстазе. Именно это он слышал тогда, в Багдаде, когда его безжалостно поверг Дудочник.

Лоплоп знал, что он услышит, как поползут на свет жирные черви, с хрустом разрывая корни травы в земле, поползут прямо к его клюву. И падая, сквозь свист ветра над городом он услышит призывные голоса удивительных райских птиц.

А Крысиный король опять услышит, как, отворяясь, поворачивается на петлях дверь в кладовую дьявола.

Никто из троицы не хотел умирать. И если они не придут к согласию в своих спорах, это неизбежно приведет к гибели одного из них. Животный инстинкт самосохранения сдерживал каждого из троих. Эта битва требовала безоговорочного самопожертвования.

Сол смутно осознавал, что в их планах он был жизненно важной составляющей, что в конечном счете он был тем оружием, на которое они рассчитывали. Но это пока не пугало его, поскольку он никак не мог отнестись к происходящему серьезно.

Через несколько дней Лоплоп и Ананси исчезли. Сол остался с Крысиным королем.

Когда они прогуливались, или взбирались куда-нибудь, или ели, он чувствовал, что становится сильнее и сильнее. Поднявшись на газовую башню, он глядел на Лондон сверху и возбужденно спрашивал себя: «Как же я забрался сюда?» Их путешествия по Лондону стали более редкими, случайными. Это огорчало Сола. Он двигался все тише и все быстрее. Он хотел странствовать, хотел ставить свои метки — иногда буквально: он открыл для себя удовольствие поливать стены крепко пахнущей мочой и знать, что этот угол теперь принадлежит ему. Запах его мочи изменился, как и голос.

Когда он просыпался, Крысиный король всегда был рядом. Первое опьянение, новизна существования в ином мире, перпендикулярном миру людей, оставленному им, прошло, и теперь незаметное и быстрое мелькание дней приводило Сола в уныние. Жизнь крысы оказалась скучной.

Иногда он еще ощущал выброс адреналина, но это были нечастые моменты.