Крысиный король

— Да-да, — подтвердил Вальтер. — Что-то случилось? Скажи нам. Поделись с друзьями и родственниками. Облегчи душу. Мы поймем. И поможем.

— Случилось? — в солнечном сплетении что-то свербило. — Случилось? Да, братик, случилось. Ты устроил цирк, уверен — нарочно, уверен — специально, цели твоей не знаю, да и знать не хочу, но сделал это ты…

— Да, я сделал это специально, — Вальтер харкнул точно в угол нашего пристанища, улыбнулся испуганным парням, у одного из них были подведены глаза, у другого на скуле набрякала шишка.

— Признаю, — Вальтер вытер губы тыльной стороной ладони. — Мне с детства хотелось встать на колени на этой вашей Красной площади. Но многое мешало. Я же был заместителем главного пионервожатого Германской Демократической Республики, потом помощником вожака наших молодых коммунистов…

— Они у вас назывались по-другому, — встрял Потехин.

— Один хрен! — Вальтер осмотрел свои наманикюренные ногти, остался доволен увиденным. — Всю жизнь хотелось поступка. Это такое ощущение… Оно где-то внутри, оно зовет, но ты, к своему удивлению, делаешь нечто прямо противоположное…

— Закладываешь коллег по работе, например, — сказал Потехин. Вальтер внимательно посмотрел на него. Его длинное лицо, казалось, вытянулось еще больше.

— Их, как ты выразился, закладывать было не нужно. Они сами…

— Палились, — подсказал Потехин.

— Хорошее слово! Надо запомнить. Да, они все делали сами, и не доложить означало…

— Да заткнитесь вы, козлы! — заорал я. — Мне утром ехать за Акеллой, у меня в работе дорогая аппаратура, заказчик…

— Заказчица, — поправил Потехин. — Мне ее тоже надо навестить. То есть — ее сестру…

— Хороший бабец? — поинтересовался Вальтер.

— Хороший! — подтвердил я. — Для него все с сиськами и дыркой между ног хорошие. Но хер тебе! — я показал Потехину кукиш. — Поеду один. То есть из-за этого своего родственничка, — я указал на Вальтера, — могу здесь задержаться! Это же была Красная площадь! — Rote Platz, Rote Platz! Wodka trinkt man pur und kalt, Natascha ha, ha, ha du bist schön![11] — пропел Вальтер, голос у него был красивый, но с хрипотцой. — Это есть Красная площадь! Есть! Красная площадь не знает прошедшего времени, она всегда в настоящем и будущем…

— Я же сказал — заткнись! — крикнул я, прапорщик подошел к решетке, провел по ней короткой дубинкой, получилась довольно стройная мелодия, дотронулся до решетки рукой, мелодия умерла. — Ты! — прапорщик указал на меня пальцем. — Не шуми!

И вернулся в дежурку.

— У меня там тоже денег немало, и документы важные… — сказал я.

— Ага, адреса блядей, — кивнул Потехин.

— Не ссорьтесь, друзья, — Вальтер, хрустнув суставами, потянулся. — Им же надо как-то жить! — и сглотнул слюну. Отвисшая кожа под подбородком и морщинистая шея придавали ему сходство с высунувшей голову из-под панциря черепахой, длинные ноги были тонковаты, на руках проглядывалась сечка, когда он поворачивался анфас, глаза поражали тусклостью, мешки под ними были набрякшие, темные, с прожилками. Потехин, наоборот, был округл, мягок, студенист, в свете яркого фонаря лысина его блестела, он был краснолиц, отечен, прежде развернутые плечи опустились.

— Что ты нас так разглядываешь, братишка? — спросил Вальтер. — Плохо выглядим? Жаль, ты себя самого не видишь. Я не знал никого, кто бы хорошо выглядел за решеткой. Кроме двойного агента, которого Штази выкрало в Нидерландах. Он то ли на самом деле свихнулся в нашей внутренней тюрьме, то ли, продолжая играться, начал жрать собственное дерьмо. Вот он всегда имел цветущий вид.

— Готовый рецепт оздоровительного питания, — кивнул Потехин. — Когда я сидел в яме у Хекматияра, то чем хуже нас кормили, тем мы, понятное дело, хуже и выглядели, и чувствовали себя. Разве что один «кусок», торговавший с афганцами и попавшийся на продаже мин без взрывателей. Его афганцы захватили случайно на каком-то базаре. Так он, лишь ему сказали, что его вот-вот должны поджарить, как-то порозовел, стал таким бодрячком. За несколько дней, когда давали чашку маша и четвертушку лепешки, прибавил в весе…

— Ты был в плену? — спросил Вальтер. — У моджахедов?

— Я и теперь в плену, — сказал Потехин. — Как и все мы. Я имею в виду в широком смысле…

— Ты философ? — Вальтер посмотрел на Потехина с интересом. — Нам будет что обсудить… Так на чем я остановился?

— Ты говорил про пожирателя дерьма, — подсказал я.

— Вот-вот! Когда я, под запретом на профессию, работал курьером и собирался начать писать кулинарные книги, то хотел в первой же, в предисловии, рассказать про этого дерьмоеда, но издатель отсоветовал. Он сказал, что так мы потеряем значительную часть читателей.

— И он был прав! — с видом знатока подтвердил Потехин.