Крысиный король

Дорожко рассказал, что творилось при большевиках, о расстрелах юнкеров, спросил — согласен ли Андрей, что немцы — это порядок, что это защита, что, если придет Петлюра или вернутся большевики, будет плохо, хотя при Петлюре еще будет шанс для таких коммерсантов, как он, Матвей Дорожко, у него на левом берегу кирпичный заводик, вернее, не у него, у родственника дальнего, но бездетного, а у Матвея четверо, он женился за границей, куда уехал после того, как его выслали из Петербурга, его никто не опознал, те, кого захватили после Фонарного, молчали, молчал и Лось, смогли предъявить только нарушение черты оседлости, наложили штраф, он и уехал. А родственник его ценит, Матвей наследует заводик, кирпич будет нужен всегда, при Петлюре, да и при большевиках; Андрей же вставил, что при большевиках особенно, им кирпич нужен для стенок, расстреливать чтоб было удобно и шальная пуля не срекошетила бы в стрелявшего, на вопрос Матвея — чем теперь занимается? — сказал, что уроками музыки, сам не играет и медведь на ухо наступил, а подыскивает учительницам музыки квартиры, собирает учеников, сейчас ему нужна квартира, очень нужна, из Петрограда приезжает еще одна преподавательница, ученики уже есть, квартиры нет, и Матвей сказал, что квартира есть, с прекрасным кабинетным роялем в гостиной, с обстановкой, отсюда недалеко, на Васильковской, квартира Григоровича-Барского, известнейший адвокат, сочувствующий сейчас белому делу, да ты помнишь, защищал Бейлиса, да-да, ты был в крепости, прости, я забыл, я как раз с женой и двумя старшими вернулся, еще тогда, до войны, дядя позвал, да, Григорович кадет, кадет, на палочку ха-ха надет, сейчас в Одессе, кажется — в Одессе, да, квартира, как и другая, напротив, тоже принадлежащая Барскому, значит — обе квартиры под опекой одного из его помощников, Аркадия Ландау. Матвей сказал, что хорошо знает этого Ландау, может Андрея с Аркадием свести, если Андрей согласен, да, но разве можно жить на то, что подыскиваешь квартиры и учеников, это же гроши, фунт хлеба уже три рубля, керенки — бумага, на мелких нет даже номеров и подписей, подделками завален весь Киев, большевистские с подписями, но вытащишь такую, с подписью какого-нибудь Гельмана, и тебя заметут, марка подорожала, была шестьдесят копеек, теперь семьдесят пять, крона по полтиннику, на них можно даже заработать, если купить марки и кроны в Киеве, поехать, скажем, на Полтавщину, там курс выше почти вдвое, но лучше такого не делать, попадешь к какому-нибудь командиру Вiшневському, и конец и тебе, и маркам с кронами, разве что если поедет Андрей, Матвей был готов полностью обеспечить поездку, нет так нет, конечно, он все понимает, но надежда остается на царские, в них Матвей все вложил, что заработал на поставках зерна, предложили участие, теперь подумывает купить мельницу, быть может, Андрей захочет стать совладельцем, ни о чем не надо будет волноваться, просто даешь деньги и каждую неделю собираешь прибыль, мельница — самое надежное вложение, ну как знаешь, как знаешь, наше дело — предложить, но к зубному тебе сходить надо, могу хоть сейчас отвезти, Гипштейн просто волшебник, сядешь в кресло, ничего не почувствуешь, как знаешь, как знаешь…

…Губы Ландау были плотно сжаты, он поправлял ежеминутно галстук, смотрел то в сторону, то пристально, в глаза. Локти пиджака лоснились, брюки на коленях пузырились, воротник был серым. Ландау спросил — говорил он тихо, к концу фразы еще тише, некоторые слова повторял, с новой интонацией, — кто будет преподавать музыку? — узнав, что княжна Мышецкая, кивнул с удовлетворением. — Вы знакомы с Ксенией Александровной? — удивился Андрей.

— Нет, что вы! Просто, быть может, это покажется, покажется в наше время странным, но титул, титул для меня многое значит. Это как бы залог. Залог. Вы тоже будете, будете там, там проживать?

— Вполне возможно.

— Так, величина платы… Это вас интересует, интересует, видимо. Дмитрий Николаевич ничего не говорил о сдаче квартиры внаем, не оставлял распоряжений, распоряжений на этот счет, но, прощаясь, разрешил использовать ее по моему разумению. Думаю, он был бы не против. Не против. Дмитрий Николаевич сейчас в Одессе. Во всяком случае — последние вести от него были оттуда. Оттуда. Сообщал, что собирается Одессу покинуть. В каком направлении не написал, и неизвестно — вернется ли или нет. Или нет. Возможно, уже отплыл во Францию. Во Францию. Намекал, что такое возможно. Возможно.

— Так сколько?

— Денег я не возьму.

— Мы можем заплатить. Или вы что-то другое хотите?

— Защиты. В квартире напротив живут моя мать, сестры, младший брат. Они переехали из разгромленной квартиры, квартиры. Младший брат недолго служил у Льва Бродского, Льва Израилевича. Израилевича. Сахарозаводчика. Бродский, кстати, тоже в Одессе. Он вложил деньги, деньги в швейцарский банк, в швейцарский, еще давно. Все говорили — вот чудак! Ан нет.