Крысиный Волк

И гениальные крысы принялись исполнять данное им поручение. Опасность исходит сверху, от Луны — решили они. И крысы заключили Луну в прочнейшую клетку из металлической сетки, чтобы ни одна тварь не могла соскочить с нее на захламленный пустырь, именуемый Землею. А потом этого показалось мало, и крысы опутали такой же сеткой и саму Землю, оградив ее от вредных космических течений и света далеких пульсирующих звезд. А потом они придумали еще что-то, еще и еще. Ведь они были гениальны, по-правильному гениальны. И теперь крысы могли спокойно слушать по ночам, как некая тварь, поселившаяся среди людей, воет на Луну.

— Вой! Вой! — говорили они. — Тебе все равно ни до чего не довыться.

И захлопывали ставни, перед тем как выпить ложку желудочной микстуры и улечься спать. Крысы не знали, что неведомое нечто, которого они так боялись, приходит не извне, а изнутри.

Всю свою жизнь крысы выдумывали сотни и тысячи страхов, сладко будоража нервы и зарабатывая отличные деньги. Ведь на чем делать деньги, как не на том приятном ощущении, что испытывают нежно ласкаемые щекотливой травинкой нервы. Крысы выдумывали тварей, каких не бывает и каких быть не может. Они выдумывали тварей, и героически боролись с ними, и, естественно, побеждали. Ведь прагматичный всегда побеждает. Они тешили свое самолюбие, выигрывая придуманные битвы, не подозревая, что настоящая тварь уже поселилась в них, что она уже копошится внутри, заботливо пестуемая забившимся в глубины подсознанием, и лишь ждет часа, чтобы вырваться наружу. Чудаков, предупреждавших об этом, крысы осмеяли. Они поместили их в больницу и успешно вылечили — всех! И кто разговаривал со звездами, и кто рисовал темноту, и кто выращивал пылающих жирафов. В прагматичном мире нет места сумасшедшим. Тем более, что это совсем не больно — одно движение лазерного скальпеля, и ты исцелен. И прагматичен. И собираешься по утрам на работу, и гуляешь по вечерам с собакой, а ночью, если есть желание и силы, ты можешь попытаться повторить самого себя и зачать еще одного прагматика.

— Как все правильно! И это хорошо. И пусть будет плохо тем, кто недомыслил, недосмотрел, недомечтал.

И никто не понял или не заметил, а может, не осознал, когда нечто вырвалось наружу и воплотилось в облике крысиного волка.

Он совсем не страшен с виду, я видел его. Крыса как крыса, голубоглазая, улыбающаяся. Разве что чуть пошире плечи и тверже шаг. И еще — холодные искорки в глазах, рассмотрев которые хочется съежиться и втянуть голову в панцирь.

Крысы любили тешить себя сказками об оборотнях. Так вот, он был оборотнем. Он был крысой, а через миг обращался в волка. Миг, равный стремительному блеску ножа, равный короткому, без замаха, удару в живот, равный всхлипу, пенящемуся на губах кровавой слюною.

Крысы так и не поняли, когда волк пришел к ним. Они вообще ничего не поняли. Они просто стали умирать, а потом в их сердцах поселился ужас. Система дала сбой, и кто-то должен был поплатиться за это. Недолго думая, крысы истребили всех гениев, оказавшихся вовсе не гениями, а ничего не стоящими мечтателями. Потом они вооружили самых сильных и решительных и бросили их на поиски неведомого врага.

Они искали чудовище, тварь с ужасающей личиной, не подозревая, что враг бродит среди них, что он облачен в ту же шкуру; враг затаился в сердце, и не было силы, способной изгнать его оттуда. Враг приходил ночным кошмаром и разрывал жертве гордо. А потом он подстерегал средь бела дня и толкал ничего не подозревающую крысу под колеса крысомобиля. И гибли многие, в сердцах же остальных поселился дикий звериный ужас.

Крысы забились в бетонные коробки домов и боялись высунуться оттуда. Они сидели и тряслись мелкой дрожью, и в сердце каждой теплилась глупая надежда, что именно ей удастся увернуться, что именно ее беда обойдет стороной. Глупая и безрассудная надежда. Странно, но порой она умирала не вовремя. Крыса уже была мертва и истекала кровью из рассеченного надвое сердца, а надежда еще теплилась, пока, наконец, не улетала и не растворялась в холодном небытии. Быть может, надежда и есть душа, ибо смерть похищает именно надежду.

Я словно наяву видел эту надежду, теплившуюся в душе крыс, я трогал ее рукой. И я видел, как она умирает. Очень странное чувство, неприятное даже издалека. Я не хотел бы испытать его вблизи.