Крысобой. Мемуары срочной службы

На солнышке, до открытия банка, с лавки глядел в небеса: ветер прям снежный. Одеваться. Через проспект ее дом. Ее окна. Поменял бок — от пострадавших домов отчалило посольство: мама-дочь из санэпидстанции, Витя и Ларионов — смурные.

— Что капканы? Как убой?

— Малоэффективенно, — признали врачихи. — В капканы нейдут, отравку не тронули.

— Отраву?

Младшая прочла по бумаге:

— Бактокумарин. Три года берегли.

— Что-о? Девчонки, выложили? Бактокумарин?! — У меня вспыхнула морда. — Сейчас я вас, попарно… Сальмонеллезные — в жилой дом? Им на складе не на всяком работают! Где людям вход воспрещен. Завтра у вас собаки передохнут, а послезавтра — улица в гробах! Опечатывайте подвалы! Чтоб презервативы были при себе! — Это весело Ларионову. — А что капканами? Ни одной?

— В одном хвост, в другом лапа. Отгрызли.

Бабье ковыляло к машине с красным крестом, и Ларионов рванулся:

— В штаб доложу!

Я сцапал его рукав.

— Опомнись. Бактокумарин за три года скис давно. Он лето не стоит. Нежный. Если и сдохнет у вас какая детка… Шучу!

Я пошел им помочь. Капканы — разве на один день? Следует приманку зарядить, капканы не настораживать. Крыса пробует: сегодня с одних капканов ест. Завтра — с других… а с первых уже — нет. Со всех привыкнет — можно мочить. Если шибко умная не попадется.

В Ленинграде чистили гостиницу «Московскую» — чердак. Приманку жрут, капкан пустой. Три дня кряду. Сели в засаду: выходит старая крыса, капкан с тылу — дерг! Он — клац! Свистнула — детки выбежали жрать приманку. Так все капканы обошла. И других научит! Мы запускали на полигоне в семью крысу, умевшую отпирать заслонку кормушки. Вся семья обучилась! Но открывать заставляли учительницу. Ленилась — кусали. Верно сочли, новое знание обманет — тогда первым сдохнет, кто его принес. А жрали все.

Я заметил подтравленную крысу у первого подъезда.

Я пошел еле, придурки не могли понять. Переглядывались, стеснялись узнать, почему ползу.

Крыса сидела в траве, у края дорожки, горбиком средь высыхающих стеблей. Над ней базарили, пересаживались вороны. Я догадался: у нее нет лапы. Та, что вырвалась. Как мне не хотелось возиться с бактокумарином! Вышла умереть — тяжело опускала, как забулдыжный мужик, морду на грудь, трогала землю под носом левой, поочередно — правой лапой. До первой собаки. Или толпа сбежится на детский крик. Но разве можно за нее судить, где лучше сдохнуть.

— Ты, — поручил я Вите, — постой здесь. Не смотри, не мешай ей…

Он рыскал взглядом.

— Никого не подпускай.

Витя пообещал:

— Я эту падалищу! — Подхватил метлу у севшей отдохнуть бабы. И побежал. Крыса только в упор увидела что-то слепнущими от пекущей нутро боли глазами и попятилась на три плетущихся движения, и запуталась в траве. Но после первого удара по хребту шипнула и, пошатнувшись, все же встала на задние лапы грязной ведьмой, и прежде чем он еще ударил, повела перед собой лапками, словно пытаясь отбить, — я отвернулся. И зажмурился! — последний давящийся визг: наступили, и лопнуло! Громко получилось. Вороны собирались внизу в хоровод, вразвалку сходясь к середине.

Я мог ошибиться. И она могла просидеть час. Укусить ребенка. Если бы он ударил. Как, интересно, мой капкан? Спрошу себе бушлат. Кошки кричат как-то не так. Голос непредназначенный. Хороший мальчик. Щадливая, тварь.

Ларионов выкрикнул в спину:

— Но вы-то…

Однако заняли мою лавку — старец соскребал палкой грязь с кожаных туфель, нос его имел нерусскую горбину, а лик красно-синюшную масть, оттененную сивыми усами, сивыми космами, не сдерживавшими вылупившуюся лысину. Он вздрагивал — по лавочной спинке бацал мячом пацан. Дед качнулся:

— Ка-кой дэнь…

— Я все понял. Завтра.

Он ушаркал, разругав пацана:

— Хватыт бит! Ка-кой чаловэк сел — отдых нада. Ты не знаэшь кто? Э, да тибя пора убиват!

Мальчик обошел лавку, чеканя мяч на ноге, наподдал и — бухнул мне в морду! Бросило назад, прозвенело во лбу, и темная смятка мигнула в глазницах.

Я подхватил мяч. Разглядел его твердые кубышки, пересилив острейшее желание догнать и дать пинка.

— На.

Мальчик поймал, просиял:

— Передали: за кафе платишь завтра.

Я обедал в банке, загадывая — возьму ее после обеда? Были сторонние бабы-под столом она коленями зажимала мне руку.

— Как нас кормят… Яйцо — тухлое. В котлеты столько дряни могут насовать. А ведь не черепки — деньги плотим. — Вдруг расставила колени, нагнулась грудью к столу, красила губы до жирного, сверяясь с быстро запотевающей пудреницей, отвечая соседкам.

— Ал, свекровь твоя переехала?

— Там балкона нет. С балконом жить легче. Трусы можно сушить.

Она спровадила всех и отталкивала меня: — Какой-то ты распутный. Тебе спортом надо заниматься. — Увертывалась, избегая моих рук, попадаясь, запыхавшись и швыркая носом, отворачивала лицо, случайно попадая на губы губами. — Ты крысу поймал? Вот и иди, лови. Мы с тобой в танке не горели. — И показала язык.

Капкан она забросала землей — милая моя.