Крысолов

— Какие планы, Гудмен? Сразу к девочкам или сперва позвеним стаканами? — Хочешь, чтоб я подхватил цирроз? И умер без страхового полиса? Не дождешься. Не застрахуюсь и не помру. Назло всем капиталистическим акулам. Сообщив это, я подцепил на вилку кусок ветчины, осмотрел его и отправил в рот. Бартон усмехнулся, пошарил в карманах, вытащил блестящую серебром упаковку с белой восьмиконечной снежинкой, высыпал половину в огромную ладонь и тоже отправил по назначению. Сохранить белизну зубов не просто, а очень просто, подумал я, глядя, как мерно двигается его квадратная челюсть. Некоторое время мы оба сосредоточенно жевали.

— О полисе мы еще потолкуем, — наконец произнес зулус. — А что до стаканов, так это вовсе не обязательная процедура. Я, знаешь ли, и сам не любитель… Вот девочки — другое дело. Сеньоры там, сеньорины… — Он мечтательно прижмурил глаза. — Так что насчет девочек? Пойдем пошарим по кабакам? — Лично я отправлюсь к морю и солнцу. Девочек и в Петербурге хватает, а теплое море для нас — экзотика.

Не прекращая жевать, Бартон кисло поморщился:

— Ну, к морю, так к морю… Чем не пожертвуешь ради дружбы? Даже девочками… Он явно набивался мне в приятели. Такое упорство и жертвенность заслуживали поощрения, и пару минут я размышлял, не рассказать ли Бартону мой сон о крысах. Но сны — слишком интимная материя, чтоб толковать о них за кофе и яичницей с ветчиной. С психоаналитиком — еще куда ни шло, но только не со страховым агентом из Таскалусы.

Впрочем, тема беседы уже была обозначена. Легкий сексуальный жанр. — Будут тебе девочки, дорогой. Там, у теплого синего моря. Там их как мух на сладком пудинге. И сеньориты есть, и сеньоры, и их мужья — во-от с такими рогами!

Я изобразил, с какими, и мой зулус расхохотался.

— Похоже, тебя рога интересуют, Гудмен? Какие? Бараньи, оленьи или лосиные? — Лосиные. Вешалки делаю из них, — ответил я, припомнив последнюю встречу с Мартьяновым.

Бартон, раскрыв в удивлении рот, уставился на меня.

— Ты ведь вроде бы столяр? Кии строгаешь?

— И это тоже. Зарабатывает тот, кто больше умеет.

Пол под моими ногами дрогнул — к нам шествовал Борис. Тоже в пляжном снаряжении, в соломенной шляпе, шортах и майке, с фотоаппаратом и зеленой сумкой, из которой выглядывал краешек полотенца. Вид у него был самый победительный: шляпа набок, брови веером, заклепки на сумке надраены до блеска. Он сел и окинул зулуса пронзительным взглядом.

— Хай агентам из Подсадены! Я перевел.

— Вообще-то я из Таскалусы, — сказал Дик, — но это мелочи, не достойные внимания джентльменов. Угощайтесь!

Он положил на стол пачку жвачки — на этот раз с розовым квадратиком. Я взял одну, а Боря-Боб — все остальное, в соответствии со своей комплекцией. Потом он вытащил монету в пятьсот песо — новенькую, блестящую, красивую, с благородными профилями королевской четы — и начал подбрасывать ее в воздух. Раз подбросил, второй, а на третий поймал в ладонь и скрутил в трубочку. — Инкредэбл! — восхитился Бартон. — Невероятно! Наш друг Боб и в самом деле всего лишь торгует фруктами?

— Это опасное занятие, — пояснил Боря, когда я перевел ему вопрос. — Разборки, стрелки, конкуренты, должники, то да се… Всякое бывает. — И трупы тоже? — поинтересовался Бартон, выкатив глаза. — Как Боб разбирается с конкурентами? Вот так? — Он оттопырил большой палец и чиркнул себя по горлу.

— Кто, я? Каленый пятак тебе к пяткам! Да я и мухи не обижу! — воскликнул Борис, хлопнув огромной ладонью по столу. Стол застонал, но выдержал. Мы поднялись и, выйдя из ресторана, окунулись в знойный, насыщенный запахами асфальта и зелени воздух. Небо было безоблачным, и палящий солнечный жар навевал воспоминания о Калахари, Нубийской пустыне и Сахаре. Впрочем, до Сахары было рукой подать — всего-то пятьсот километров к югу. — Ну и жарища! — недовольно пробормотал Боб. — А черному хоть бы хны… Небось у них в Трихамате еще пожарче!

Всю дорогу до пляжа они молчали, но когда мы устроились на лежаках под пестрыми зонтиками, окунулись по первому разу, а затем разглядели и обсудили всех близлежащих сеньорит, затеялась серьезная беседа. Боб, как оказалось, был поклонником кунфу и карате (искусства, абсолютно необходимые торговцу фруктами), а Дик отдавал предпочтение таиландскому боксу. Они принялись обсуждать достоинства этих систем, размахивая руками, все больше горячась и накаляясь, и наконец совсем отказались от переводчика (то есть от меня) и перешли на выразительный язык междометий и жестов.